«На ваш запрос биографических справок вверенных вам подчиненных имеем сообщить, что провели положенные изыскания, но из них не следует, что кто-либо имеет склонность к преступлениям того характера, какие вы подробно привели в своем докладе.
Однако, посылаем оные справки для составления вами собственных рассуждений.
Приложены раздельными листами грамоты на нижеследующих офицеров, духовных лиц, штатских персон и рядовых:
Рауль Дийенис, лейтенант, маг.
Мигель Мартьен, лейтенант, маг.
Луи Алваро, военный лекарь третьего ранга, маг.
Кристиан Ирдис, интендант четвертого ранга.
Валентин Оскарис, штатский, маг.
Иосиф, иеромонах.»
Далее каллиграфическим секретарским почерком рябили имена матросов и мастеровых.
Кота и черепахи не было.
Лишь теперь Рауль решился отпустить поток. Головы не поднял, избегая смотреть в серую сталь капитанских очей.
— Вы запрашивали данные о нас?
Бердинг, скорый на гнев, столь же легко возвращался к покою.
— Еще в тот день, когда вы доложили о поломке, — ровно отозвался он от окна. Исподлобья Рауль видел его огненную голову точно в прямоугольной длинной раме.
— Тоже искали его?
Капитан усмехнулся неприятно, но уже беззлобно — разумеется, искал, две седмицы писал в Приказ. В новых обстоятельствах еще жарче требовал вторую шхуну, но положительный ответ пришел только на запрос подробных справок подчиненных, и тот добрался лишь вчера. Вчера из Судоходства он бросился в чайную, еще раз допросил и полового, и всех, кто был там в день отравления Мартьена, но выяснил только, что к опустевшему на несколько минут столу никто не подходил.
— А вы полагали меня идиотом? Впрочем, как понимаю, скорее предателем. Что ж, ваша подозрительность понятна. Прежде, чем расколоть команду окончательно прямым дознанием, я стал доискиваться понимания характеров и целей. Надо сказать, мотивов немало. Вы тоже не просились в экспедицию, не так ли?
Значит, и Бердинг не насслаблялся ни минуты! Слушал раулевы рапорты, с болью смотрел на подчиненных, шел мимо строя и примерял: кто из глядящих на него столь прямо — держит за пазухою нож?
— Для меня честь попасть на «Императрицу», — первый навигатор вскинул голову. — Я не просился сам, ибо уже отчаялся услышать дозволение — в переводах мне отказывали восемь раз.
— Разве вы служили не вблизи Двора?
— Вы видите, как мало я к нему пригоден.
— Да, вы несколько прямолинейны для такого общества.
Рауль развел руками и прибавил:
— Прошу вас простить мое недоверие.
— Оставьте. Вы подозревали меня, радея об успехе экспедиции, за что могу лишь поблагодарить. Читайте дальше — и без этой вашей щепетильности. Перед нами вопрос благополучного исхода миссии имперского значения. И сядьте за мой стол, Дийенис, от вас уже рябит в глазах
Рауль, хотя без радости, исполнил оба приказания. Ему случилось прочитать о каждом из соратников — и многое уже не стало новым.
Мартьена Приказ обрисовал «склонным к устроению карьеры» и «не лишенным навыка». Прочих благодетелей он тоже оказался не лишен: в меру собран, в меру пунктуален, исполнителен без подхалимства и даже не женат, что упрощало его передислокацию. На «Императрицу» попросился первым, едва о надобности миссии заговорил Морской приказ. Словом, подкопаться к нему с такой биографией было непросто.
Лекарь Луи Алваро женат бывал, но овдовел, и тоже отмечался безупречной службой как в мирное время, так и в тассирской войне. Составил несколько заклятий для обработки легочных ранений. Имел единственное нарекание: уж слишком часто подавал на отпуск, ибо в его заботе нуждался чахоточный сын, проживающий в Шарлии. Увлечение анатомией легких было, по-видимому, связано с надеждою когда-то его исцелить. В экспедицию Алваро попросился сам, но умолил о получении задатка.
Здесь Рауль тоже не совершил никакого открытия.
Оскарис — рожден в небогатой семье, однако, в столице. Обнаружил способности к черчению, успешно сдал экзамен в Морской корпус и, действительно, вышел из него отличником. Несколько лет уточнял карты берегов восточных рек, а в отпусках охотно подтверждал давнюю славу столичной молодежи. Любил жить и утверждал, что деньги у него не держатся. Приказ, однако, не имел сведений о сколько-нибудь крупных тратах или проигрышах, так что оскарисово «мотовство» скорее походило на кураж. Был вызван дважды из-за дам, и оба раза дуэлянты примирились у барьера. В экспедицию был приглашен и согласился просто.
Отец Иосиф оказался тоже из дворян, и его семья не сразу приняла чрезмерное стремление к молитве. Он добился благословения поступить семинарию, и после этого его путь был окончательно решен. Подвизался в одном из древних монастырей неподалеку от столицы, там был рукоположен и, как обладающий здоровьем и рассуждением, предложен Морскому приказу в число путевых иереев, которые в большом числе потребны мореходам. Экспедицию он принял без какой-либо печали.
Ирдис. Как и замечал картограф — из купцов, хотя отцу пожаловано личное дворянство. Родовой торговый навык интендант успешно приложил к военной службе по ветви снабжения, и получил свой офицерский чин довольно рано. Всегда был неуемно, неправдоподобно быстр и исполнителен, за что скорее нелюбим наследными дворянами, чем ими уважаем. После погрузки на «Императрицу» питьевой воды, провианта и ремонтных запасных частей имел предписание прибыть на южный флот — в Ледяное море интендант не собирался выходить. Это было Раулю известно.
Последним он решился прочесть о себе самом.
Рауль Дийенис, лейтенант и маг, предстал по справке образцом ладийского военного. Сын погибшего морского офицера, сам оказавшийся способным к навигации и проявивший даже в ней талант, был скоро выдвинут на повышение — во многом именно для перевода ко Двору. Править яхтой императорской семьи не мог навигатор без ранга, зато теперь Дийенис обладал всем для украшения «Фортуны»: подходящей наружностью, сверкающими эполетами и дивной точностью работы с синхронными потоками. Император, как писали, его любил. Это было похоже на истину — государь всегда тепло благодарил после прогулок, хотя иных речей меж ними не велось. Его величество Максимилиан оказался «разочарован выше всякой меры», когда столь бравый навигатор опозорил свой мундир дебошем в чайной. «В сей же день перевести на дело», цитировала справка высочайший и немедленный приказ.
Рауль задумался: «на дело», а не «разжаловать и наказать». Быть может, император, разменяв седьмой десяток, что-то в своих подданных понимал и спас захандрившего мага, а не прогнал от себя?
«Как мало я знаю людей…»
Бердинг, однако, по отложении Раулем последнего листа, сказал