Гуру пробуждает камень к жизни
Она снова обхватила руками холодный камень, подняла с пола свою золотую арфу и повернулась к Орму и Аслог, которые слушали ее с молчаливой скорбью.
— Прощайте! Я оставляю вам свою защиту и свое благословение. Отныне наши дорогие сосуды будут украшать ваш праздничный стол; они мне больше не нужны. Живите в мире и счастье в этом доме, пока не вернетесь, чтобы получить прощение Зигмунда, живите счастливой жизнью в моем старом доме.
Она вышла, ее опечаленные гости последовали за ней к двери. Ни разу не оглянувшись, она скользнула прочь сквозь голые деревья; ее голубое одеяние мерцало далеко над заснеженной равниной. Орм и Аслог смотрели, как она удаляется по волнам к маленьким островам, пока она не исчезла из виду.
Неужели она спустилась под музыку своей золотой арфы в холодные волны? Или отправилась править как королева в царство гномов? Орм и Аслог никогда не узнали ее судьбы, но ее пророчества исполнились в полной мере.
Болезни и несчастья обходили их остров стороной. Они были счастливы в своей взаимной любви, сильны телом, бодры духом, довольны даже в своем одиночестве. Их мальчик рос с каждым днем красивым, сильным и послушным; деревья приносили плоды, море не скупилось на свои дары, птичьи силки никогда не оставались пустыми. Солнечный свет и аромат цветов наполняли воздух, они пили жизнь и счастье при каждом вдохе. А когда наступила зима, вокруг дома бушевала буря, и густые снежинки кружились в трескучих еловых ветвях за окном, маленькая семья уютно устроилась в своем доме; сухие дрова ярко пылали в очаге, возле него сидела Аслог, плетя сети, Орм вырезал новое весло, а ребенок жадно слушал сказки старой Норвегии.
Год за годом уходили прочь, не оставляя следов заботы на лицах одиноких изгнанников; разве что иногда, когда Аслог вспоминала об отце, тень пробегала по ее лицу, и в ней просыпалась старая тоска по его любви и прощению.
Это случилось в самом начале весны. Фруктовые деревья были покрыты цветами, солнечные лучи играли в темных еловых ветвях над крышей одинокого дома. Дверь открылась, и Орм, сопровождаемый Аслог и мальчиком, вышел, неся один из драгоценных сосудов, которые Гуру оставила в качестве прощального подарка своим гостям. Посуда за долгие годы износилась, и Орм собирался отправиться на норвежское побережье, чтобы продать золотой кубок и купить другую посуду. Он долго откладывал этот шаг, потому что все еще боялся острого глаза соглядатаев и мести; но нужда была велика, и медлить больше было нельзя.
Расставание было горьким. Аслог обнимала его снова и снова, и даже пророческие слова Гуру утратили свою силу утешения. Но Орм, хотя на душе у него было неспокойно, обещал ей скорое возвращение; затем он высвободился, прыгнул в лодку и оттолкнулся от берега.
Лодка летела по волнам, подобно морской птице, миновала круг маленьких островков и вышла в открытое море. Ветер, столь же свежий, как и тот, что благоприятствовал их побегу, теперь дул с севера, раздувая белый парус. Орм взялся за руль и стал смотреть, как его лодка несется по сверкающим волнам. Он направил ее на юго-восток. Ближе к полудню у горизонта показались берега его родной земли, и задолго до захода солнца лодка оказалась в водах узкого Тронхеймского фьорда и пристала к причалу старого королевского города. Орм торопливо прошел по улицам и с драгоценным сосудом под мышкой вошел в мастерскую ювелира.
Ювелир, казалось, был поражен качеством металла и редкой, тонкой работой, заплатил без возражений требуемую цену, и Орм с радостью поспешил в посудную лавку. Там собралась большая толпа покупателей, и, опасаясь, как бы среди них не оказался кто-нибудь из старых знакомых, он отвернулся и молча осматривал товар.
— Добро пожаловать, дружище! Какие новости в ваших горах? — спросил торговец только что вошедшего земляка.
— Спасибо, ничего хорошего, — ответил вновь прибывший.
— Что случилось? — спросил торговец. — Твой хозяин, богатый Зигмунд, нездоров? Неужели он еще не покорился своей судьбе?
Орм жадно прислушивался.
— Скоро все это кончится, — отвечал крестьянин, — горе его о пропавшей дочери разрывает ему сердце. Он болен, одинок и печален. Он велел объявить по всей стране, что простит беглецам все, если только они вернутся; он обещал великую награду тому, кто принесет ему хоть малейшую весть о них. Но они, кажется, исчезли с лица земли, и, скорее всего, старик умрет без того, чтобы кто-нибудь из его родственников закрыл ему глаза в его последнем сне.
Орм больше не думал о своих покупках, он думал только об Аслог и ее умирающем отце. Никем не замеченный в толпе, он вышел из лавки. Едва он успел завернуть за первый же угол, как со всех ног бросился к причалу, спрыгнул вниз по ступенькам, спустил лодку и в последних лучах заходящего солнца направился вдоль узкого фьорда среди больших кораблей к океану. Его сердце билось от нетерпеливого желания и восторга. Разве примирение с отцом его любимой Аслог, не было самым заветным желанием его сердца, как и ее, хотя он и молчал об этом ради Аслог?
Была уже ночь, когда его лодка выскользнула из фьорда и поплыла в открытом море. Ветер, весь день дувший в сторону суши, повернул вспять и теперь спускался с норвежских гор, подгоняя лодку Орма с быстротой стрелы. Полная луна поднялась над его родиной, волны разбивались в серебряные брызги о нос лодки. Орм не мог не думать о той ночи, когда Аслог, голодная и измученная, лежала