С вариантом «развилки во времени» мы знакомимся в одноименном рассказе французского фантаста Ж. Клейна. Автор как бы переосмысливает обычную схему – его герои из будущего пытаются воздействовать на настоящее, тем самым создавая возможность «разветвления мира». Этот фантастический прием освещает рассказ о судьбе талантливого человека в условиях буржуазного общества трагическим светом.
Самопроизвольное возникновение развилки во времени мы наблюдаем в рассказе известного английского фантаста Д. Уиндэма «Другое «я»". Оно связано здесь с выбором человеком своего жизненного пути. Фантастический прием позволяет автору провести героя по двум различным линиям жизни – бескомпромиссной и соглашательской – и сравнить их итоги.
Испанский писатель Гарсия Мартинес в «Двойниках» принимает существование двух параллельных миров уже как аксиому и, опираясь на нее, рассказывает незатейливую, смешную историю о маленьком человеке, его нескладной жизни в нашем мире и эфемерном успехе в мире параллельном.
Наконец, у американского фантаста Д. Биксби («Улица одностороннего движения») мы видим множество параллельных миров. Биксби рассказывает о человеке, потерявшем право распоряжаться собственной жизнью и пытающемся это право отвоевать.
Гипотезу временной петли отлично иллюстрирует рассказ «И снова в путь…» одного из старейших американских фантастов Лестера дель Рея. Здесь повествование о человеке, вынужденном снова и снова повторять уже известный путь, ведется в лирических, слегка грустных тонах.
Молодые польские фантасты А. Марковский и А. Вечорек в рассказе «Consecutio temporum» показывают иной, трагический аспект той же ситуации и попытку человека вырваться из временной петли.
Рассказ американского фантаста послевоенного поколения А. Бестера – это один из вариантов «опровержения» возможности временных путешествий. Дополнительный интерес его состоит в том, что, сохраняя всю увлекательность настоящего фантастического произведения, он в то же время пародирует штампы коммерческой фантастики, ее стандартные образы, традиционные сюжетные ходы и сомнительное «философское» глубокомыслие.
Другой американский фантаст того же поколения Д. Финней в рассказе «Боюсь…» возвращается к волнующей его теме бегства людей от своего времени.
Бегство от своей эпохи, от действительности – ведущий мотив произведений западных фантастов, посвященных путешествиям во времени. Бегут в прошлое герои Р. Бредбери, Р. Силверберга, А. Бестера и многих других. Чем объяснить этот навязчивый мотив? Чем объяснить, что западные фантасты все реже решаются отправлять своих героев в будущее, что они охотнее предпочитают говорить о приключениях в далеком прошлом, придумывать головоломные парадоксы и эффектные противоречия, чем ставить социальные проблемы настоящего?
Дело в том, что будущее страшит многих и многих вдумчивых фантастов капиталистических стран. Глядя в будущее, они видят в нем нарастание непримиримых противоречий буржуазного строя, все увеличивающееся отчуждение человека, его экономическое и духовное угнетение. Не зная выхода из тупика, западные фантасты выражают свое неприятие капиталистического будущего пассивным протестом, уходом в прошлое, в игру ума.
Но все чаще лучшие из них сознают, что только активным вторжением в действительность можно изменить грядущее. В их произведениях все чаще начинает звучать голос предостережения, призыв к людям осознать свою ответственность за судьбы своего времени.
Именно эта мысль пронизывает рассказ Д. Финнея. Она звучит и у Ч. Оливера и У. Тенна. Это мысль о современности, о праве людей свободно творить свободное грядущее. Как бы далеко ни уносились герои фантастических путешествий, читатель при этом неизменно думает о нашем времени, в нем пробуждается чувство протеста против уродств капиталистического строя, стремление к борьбе за светлое грядущее, достойное человечества.
Р. Нудельман
П. ШУЙЛЕР-МИЛЛЕР
ПЕСКИ ВЕКОВ
I
На уступ упала длинная тень. Я положил кривой нож, которым скоблил мягкий песчаник, и, сощурившись, посмотрел вверх, в сияние вечернего солнца. На краю ямы, свесив ноги, сидел человек. Он помахал рукой.
– Привет!
Наклонившись вперед, он приготовился спрыгнуть, но мой крик остановил его:
– Осторожней! Вы их раздробите!
Он разглядывал меня, соображая что к чему. На нем не было шляпы, и позолоченные солнцем белокурые кудрявые волосы светились как нимб.
– Ведь это же окаменелости, разве не так? – удивился он. – Сколько я ни видел ископаемых остатков, все они были окаменелыми, а значит твердыми. Так как же я могу их раздробить? Что вы такое говорите?
– То, что сказал. Это мягкий песчаник и кости в нем очень хрупкие. К тому же они очень старые. В наши дни динозавров уже не выкапывают киркой и лопатой.
– Угу, – он задумчиво потер нос. – Сколько им лет, как вы полагаете?
Я устало поднялся на ноги и начал стряхивать с бриджей песок, понимая, что мне не отделаться от расспросов. Кем он был – репортером или одним из двадцати с лишним фермеров, живших по соседству? От этого зависело, что ему ответить.
– Спускайтесь сюда. Тут нам будет удобнее говорить, – позвал я его. – Здесь рядом, в сотне метров есть спуск.
– Мне и тут удобно, – он откинулся назад, опершись на локти. – Что это за зверь? Как он выглядел?
Я почувствовал, что окончательно проиграл. Прислонившись к стене ямы, чтобы укрыться от солнца, я начал набивать трубку. Когда из вежливости я протянул ему пачку табаку, он покачал головой.
– Спасибо, у меня есть сигареты, – и он закурил. – Вы ведь профессор Белден, не так ли? Е. Дж. Белден. Е. означает Ефрат или что-то в этом духе. Впрочем, это ни в малейшей степени не мешает вашим раскопкам. – Он выпустил облачко дыма. – А чем вы орудуете?
Я протянул ему нож.
– Это специальный нож для того, чтобы зачищать вот такие кости. Образец, созданный у нас в музее. Когда мне было столько же лет, сколько вам сейчас, мы пользовались ножами, которыми мясники разделывают туши, костылями из шпал – всем, что попадалось под руку.
Он кивнул.
– Я знаю. Здесь копал еще мой отец. Одно из его увлечений. Когда он лишился ноги, то перешел на коллекционирование марок. – Внезапно он переменил тему разговора. – Это чудище, которое вы откапываете, как оно выглядело? При жизни, я имею в виду.
Я уже очистил почти половину скелета. Обводя его контуры ножом, я пояснил:
– Вот это череп. Это шея, позвоночник и то, что осталось от хвоста. Здесь была его левая передняя лапа. Можно различить остатки гребневидного выроста на черепе и приплюснутую морду, похожую на утиный клюв. Это один из многих видов траходонтов – утконосых динозавров, обитавших в воде. Они кормились у берегов водорослями и всякими побегами; некоторые из них увязали в трясине и тонули.
– Понятно. Здоровая скотина: передние лапы слабые, а задние сильные