Бронеколонна выехала на шоссе и на максимальной скорости направилась в сторону Елгавы. Уже приближаясь к железнодорожной станции Скайстгирис, Галуза достал из футляра широкоугольный цейсовский десятикратный бинокль и навел его на контрольно-наблюдательный пункт, подле которого стояло несколько вооруженных автоматчиков. Бинокль трофейный, когда-то принадлежал майору из штаба армии. Карты, находившиеся при нем, передали командованию, а бинокль Галуза оставил себе в качестве трофея. Вполне разумное разделение. Биноклем он дорожил и понимал, что оптика вещь крайне капризная и хрупкая, а потому старался его оберегать и носил всегда в футляре.
Лица у караульных выглядели невозмутимыми. Такое поведение вполне объяснимо: парни находились в глубоком тылу, чувствовали себя в полнейшей безопасности и благодарили бога, что находятся далеко от фронтовой полосы.
Включив рацию, Григорий предупредил:
– Всему личному составу приготовиться… Проезжаем железнодорожную станцию. Огонь открывать в крайней необходимости или после моей команды.
Повернувшись к майору Шварценбергу, он приказал:
– Будешь ты разговаривать, майор, у тебя это здорово получается!
– Не беспокойтесь, господин капитан, я умею говорить с постовыми.
Колонна дисциплинированно остановилась перед опущенным шлагбаумом. Возрастной фельдфебель, держа автомат наготове, шагнул к головному бронетранспортеру и, поприветствовав вскинутой вверх рукой, поинтересовался:
– Куда направляетесь?
– Движемся в Елгаву. Полночи гонялись за русскими, углубившимися на нашу территорию. Однако они где-то затаились.
– Это не те самые, что захватили Ионишкис? – поинтересовался фельдфебель.
– Они самые, – охотно подтвердил Шварценберг. – Наделали они шороху! Вижу, и до вас новость докатилась.
– Плохие вести расходятся быстро.
– В Ионишкисе гарнизон был почти в пять тысяч солдат и полицейских, но им каким-то невообразимым образом удалось его разгромить. Сейчас город находится в руках русских. Но это ненадолго. К городу уже подтягиваются наши части. В ближайшие часы мы выбьем русских из Ионишкиса и отыщем диверсантов.
– Не смею вас задерживать, господин майор. Желаю удачи!
– Спасибо, она нам очень нужна.
– Поднять шлагбаум!
Заграждение дрогнуло, а потом медленно, будто бы нехотя, поползло вверх.
Вскинув руку, фельдфебель, стоя навытяжку, провожал бронированную колонну и ушел только после того, когда заставу миновал последний бронемобиль.
* * *
Бронеавтомобиль лейтенанта Чечулина тотчас вырвался вперед и далее ехал впереди колонны метров за пятьдесят. На дорожном отрезке после шлагбаума не встретилось ни единого путника, ни одной машины. Свет фар уверенно раздвигал темноту, позволяя спешащей бронетехнике продвигаться дальше.
Станция Элея будто бы вынырнула из ночи покатой крышей из-за высоких кустов, а потом блеснули рельсы двумя параллельными прямыми, пересекающимися где-то в туманной бесконечности. Прямую дорогу на две неравные части разрезал каменный мост на толстых опорах, сложенный из песчаных спрессованных глыб, таких же древних, как каменные берега реки и как вода, протекающая между ними. Проехав мост, Чечулин устремился дальше.
Бронепоезд, отстоявший от дороги метров за двести, лейтенант заметил не сразу – темная поверхность брони на фоне соседнего серого здания выглядела практически незаметно. Брюхо локомотива скрывали высокие кущи, густо разросшиеся вдоль железнодорожного полотна. Только пристально всмотревшись в черноту, можно было различить на фоне неба высокие башни с плоскими крышами, возвышающиеся над вагонами, и задиристо торчащие жерла орудий. Вне всякого сомнения, бронепоезд поджидал колонну, выбрав для засады наиболее благоприятную позицию: пулеметы и артиллерийские орудия были направлены на мост и дорогу. От черного бронированного чудовища исходила смертельная угроза. Врагу было известно о приближении колонны, и первый броневик они пропустили намеренно, чтобы дать возможность другим машинам выехать на шоссе, где их можно будет расстреливать, как мишени в тире.
Через секунду-другую на мосту должна появиться машина командира, и лейтенант Чечулин, срывая голосовые связки, закричал по рации:
– Командир, с правой стороны бронепоезд!
* * *
Бронемобиль, идущий первым, лихо промчался по мосту, едва притормозив. Бронетранспортер капитана Галузы, напротив, проявляя максимальную осторожность, сбавил скорость перед переправой, после чего водитель въехал на каменное покрытие.
Внезапно в рации раздался отчаянный голос лейтенанта Чечулина:
– Командир, с правой стороны бронепоезд!
– Гони, что есть силы! – закричал Григорий, надеясь уйти от расстрела зенитками.
Гусеничные траки, простучав по перекрытиям моста, выкатились на черную асфальтовую полоску. У самого здания, спрятавшись в его глубокой тени, стоял бронепоезд – настоящий зверь в засаде, поджидавший свою добычу.
Короткие стволы зениток пришли в горизонтальное движение, хищно выцеливая появившийся на дороге бронетранспортер. Башенные орудия терпеливо выжидали следующую цель.
Слева от Галузы майор вермахта, с перекошенным, рыхлым, словно печеный картофель, лицом, что-то громко выкрикивал по-немецки. Бронетранспортер, проехав мост на большой скорости, мчался по дороге, пытаясь уйти из-под артиллерийского удара. С первой башни броневого поезда истошно заревел немецкий шестиствольный миномет «Ванюша», полыхнув красными языками пламени. Бронетранспортер швырнуло от сильного удара, и Григорий Галуза тотчас провалился в ночь. Сколько он так пролежал, понять было сложно, но что не вечность, это точно. Когда открыл глаза, то увидел, что лежит на примятой траве. Бронетранспортер, в котором они ехали, перевернулся на бок. В правом борту кузова – дыра, расплавленная по краям, через которую просматривался кусок просветлевшего неба и рой трассирующих снарядов и пуль. Между бронеколонной и бронепоездом завязался непримиримый бой. Кругом что-то взрывалось и громыхало…
Внутри живота родилась острая, пронизывающая боль, разрывавшая его на части. Не было возможности даже пошевелиться. «Ничего хорошего, прямо надо сказать», – стиснул зубы Галуза. Грохот непрекращающихся обстрелов безжалостно трепал барабанные перепонки. В полушаге с разорванным на груди кителем, через который обильно просачивалась кровь, лежал бездыханный майор Шварценберг. Водитель Марк, свесившись с кресла, был расстрелян в упор – у него не было ни единого шанса уцелеть. Голова была неестественно запрокинута назад, а глаза, безучастные к происходящему, смотрели через разорванную броню на верхушку близстоящего дерева. Сержант Косых, посеченный осколками, лежал в стороне и тоже не подавал признаков жизни. На обочине лежал еще один убитый – паренек лет двадцати, пришедший в разведроту неделю назад. Его не должно было быть в этот раз, но он так настойчиво просился в рейд с опытными разведчиками, что Галуза не смог ему отказать. Пуля угодила под самый край его каски, прямо в выпуклый лоб, и кровь залила его открытые глаза и узкую переносицу.
Рация валялась поблизости на дороге, а голос, исходивший из ее металлического нутра, упрямо боролся с сопутствующими помехами и, стараясь перекричать шум нарастающего боя, упорно вызывал «Вятку». Портативная радиостанция самым непостижимым образом сумела уцелеть в образовавшемся хаосе. На землю ее опрокинула ударная волна, не сумев принести значительного ущерба, а безжизненное тело сержанта Косых спасительным щитом приняло на себя