Темно-зеленые девичьи глаза смотрели в упор, как стволы охотничьего ружья, и требовали немедленного признания. Было в Ноябрине нечто от блаженной и грешницы. Хотя зачастую это одно и то же.
Что тут можно сказать? Вчерашний день мало чем отличался от предыдущих, проведенных им в разведке. Разве только тем, что в этот раз врагу предоставилась большая возможность убить его, чем месяц назад. Не окажись к нему судьба благосклонной, возможно, так бы оно и произошло.
Вчера казалось, что против них ополчилась вся вселенная. Иначе как объяснить, почему столь долгие часы враг поливал их свинцом; осыпал минами; расстреливал из артиллерии, а им ничего другого не оставалось, как, вжавшись лицом в жирную вязкую грязь, наблюдать за раскаленным железом, с яростью вгрызавшимся рядом в землю. Их хотели убить, изрешетить, разорвать на куски и смешать изувеченную плоть с землей. Неужели они в чем-то провинились перед мирозданием?
– Ноябрина, если бы это было в моих силах, я бы обнял тебя и никуда больше не отходил. Так и простоял бы с тобой всю жизнь обнявшись, – широко заулыбался Григорий, показывая аккуратный ряд белых зубов.
– Ты опять все шутишь, а я ведь говорю серьезно. И потом, опять Ноябриной назвал, ты же знаешь, что я не люблю это имя. Ты, наверное, даже и не вспоминал обо мне! – Девичьи губы капризно надулись.
– Тебя не то что вспомнить, забыть невозможно! – ответил капитан, поглядывая на девушку.
Вроде бы в любви старался идти по прямой дорожке, а как-то все кривенько получалось: сказана была лишь часть правды. Но на то были серьезные причины: доложив начальству о результатах разведки, Григорий большую часть дня отсыпался, а оставшуюся проводил в беседе с приятелями, охотно делившимися с ним новостями за минувшие часы. А их, как выяснилось, набежало за прошедшие трое суток немало. Самая главная из них, взбудоражившая буквально весь полк, – женитьба комбата Игнатенко на связистке Леночке Егоровой, служившей телефонисткой при штабе полка. Уже целый месяц он похаживал к ней в блиндаж, который она делила с тремя близкими подругами. Для войны месяц – это чрезвычайно много. Порой один день приравнивается к году, а тут целый месяц, вмещающий множество часов и прорву секунд, не поддающихся никакому подсчету. А про мгновения и говорить нечего!
Командир бригады Стародубцев лично напечатал на старенькой печатной машинке «Свидетельство о браке» и торжественно вручил его молодым, отметив, что лучше гвардии сержанта Егоровой никто не ведет контроль за исправностью приборов, телефонных аппаратов и соединительных линий. И вообще майору Игнатенко крепко повезло с женой.
Командира батальона Никишина, вопреки ожиданию, перевели в соседнюю дивизию командовать полком. А вот двадцатилетний Витя Валуев, взводный, пришедший в полк неделю назад, погиб от случайной пули, когда возвращался с помывки. Это уже судьба…
Так что о военвраче лейтенанте Ниночке некогда было и подумать, разве что в коротких паузах между разговорами.
– Куда ты сейчас? – спросила Ноябрина.
– Вызвали в штаб. Даже не пойму зачем. Доложился, ответил на вопросы, что еще нужно? Может, какие-то уточнения потребовались по разведданным. Не удивлюсь, если прикажут идти в разведку в эту ночь.
– Обещаешь, что зайдешь ко мне до своего ухода? – потребовала лейтенант медицинской службы Волкова.
– Обещаю.
Отношения Григория с Ноябриной, как это нередко случается на войне, развивались стремительно. Это даже не спешка, просто время на фронте сжимается, и там, где в обычной жизни для развития каких-то запоминающихся событий требуется месяц, во время войны все происходит за один день. В том числе и во взаимоотношениях между мужчиной и женщиной. Приходит осознание того, что другого часа для объяснений судьба может не предоставить…
Знакомство их произошло случайно. Как-то капитан Галуза зашел в полевой госпиталь, чтобы проведать раненого товарища, и сразу напоролся на взгляд молодого военврача Ниночки Волковой. Дальше последовал короткий разговор между ними, после которого обоим стало ясно – они нужны друг другу, пусть на короткий срок, но должны быть вместе. Их потянуло друг к другу с непреодолимой силой. Отчетливо осознавая, что завтрашнего дня для них может не случиться, они провели вечер в пустой землянке на старенькой шинели, которая в те сладостные часы была для них мягче любого ложа.
Поначалу Григорий Галуза отношения с Ниной воспринимал как пустяшные. Не заглядывал в будущее, не строил дальнейших планов относительно их совместной жизни (да и какие тут могут быть проекты, когда можно погибнуть в любую минуту!), не делился с ней личными переживаниями, не интересовался даже ее судьбой. Каждую такую встречу он воспринимал как водевильный роман, каких в его военной судьбе было немало. Вот только ни у одной из его девушек не подрагивал от волнения голос при разговоре с ним, ни одна из них так резво не торопилась к нему на встречу и не обнимала так сладко. И вот сейчас он чувствовал душевный разлом!
– Хочешь, я тебе признаюсь, – резко произнесла Нина.
– В чем? – удивился Григорий.
– Я думаю о тебе постоянно. Это мне мешает, но я ничего не могу с этим поделать. Ты всегда в моих мыслях, что бы я ни делала, это просто какое-то наваждение. Если с тобой что-то случится, я не переживу этого. Обещай мне беречь себя!
– Постараюсь тебя не огорчать, – ответил Галуза. – Мне будет очень грустно, если ты расстроишься.
Приподняв рукав гимнастерки, Ноябрина отстегнула аккуратные женские часы «Чайка» и протянула их Галузе:
– Держи!
– Я не ношу женских часов, – расплылся он в добродушной улыбке.
– Я и не прошу их носить, они будут у тебя в кармане.
По красивому девичьему лицу неровной рябью пробежала грусть.
– Что-то вроде талисмана? У меня есть один талисман.
– Это не талисман, это оберег. Пусть он всегда будет с тобой, – настаивала девушка.
– Хорошо, пусть будет так, – кивнул капитан, беря часы, и добавил: – Но я тебе их верну, как только вернусь.
– Все, теперь иди! – произнесла девушка и, резко развернувшись, скорым шагом направилась в медицинскую палатку.
Привычно козырнув красноармейцу, стоявшему у входа, Галуза потянул на себя узкую дверцу и вошел в блиндаж. Под потолком тускло светила лампа, в углу жалобно слезилась длинная свеча, пуская вверх прерывистую струйку копоти.
А вот это неожиданно!
Кроме подполковника Сергея Стародубцева, командира 9-й гвардейской Молодечненской механизированной бригады, в блиндаже находились еще два человека: лобастый генерал-майор с внимательным и строгим взглядом, которого капитан Галуза видел впервые, и долговязый человек с длинными, нескладными руками, в форме фельдфебеля вермахта.
– Товарищ генерал-майор, разрешите обратиться к товарищу подполковнику, – произнес Газула.
– Обращайтесь, товарищ капитан, – кивнул