В действительности это была пересыльная тюрьма, находящаяся в ведомстве Народного комиссариата внутренних дел. В ней содержались высокопоставленные военнопленные, владеющие государственными тайнами. Судьбу каждого из заключенных Лаврентий Павлович решал самолично. Несколько дней назад тюрьма пополнилась новым узником – немцем, что было весьма необычно для столь закрытого пенитенциарного центра.
Потянулись пятые сутки, а о нем даже не вспоминали. За время пребывания в тюрьме он ни разу не слышал даже обрывков речи или каких-то звуков. Абсолютное безмолвие! Немотой был пропитан каждый камень. Только два раза в день с грохотом открывалась кормушка, через которую мрачного вида надзиратель молча передавал жидкую похлебку, которую русские по какому-то странному недоразумению называли завтраком и ужином.
Столь затяжную паузу в отношениях с советскими спецслужбами майор Шварценберг воспринимал как некий элемент усиленного воздействия на его психику. Русским хотелось понять, как он поведет себя в абсолютной изоляции. Возможен второй вариант: спецслужбы еще не определились, как поступить с перебежчиком – ликвидировать его без лишнего шума как ненужного свидетеля или привлечь в какие-то темные закулисные разведывательные игры, где он может быть весьма полезен.
Майор Шварценберг оставался спокойным. Волноваться было не о чем. К любому, пусть даже трагическому финалу он был подготовлен. Свою задачу он исполнил до конца, сделал все, что от него требовалось и соответствовало его личному представлению о чести. Война с Россией была ошибкой, и ее нужно было исправить как можно быстрее.
Нынешний день выдался совершенно не похожим на предыдущие. Ранним утром в толще металлической двери с отвратительным скрежетом дважды провернулся ключ; тяжелая дверь неслышно провернулась вокруг шарнирной петли, и в проеме предстал генерал-майор Ханников. Шварценберг невольно поднялся со скамьи, приветствуя вошедшего.
– Не ожидал? – хмыкнул Николай Григорьевич. – Я тоже не думал, что придется повстречаться. – Повернувшись к двери, подле которой продолжал стоять надзиратель, сказал: – Сержант, подожди пока за дверью, у меня разговор важный.
– Есть, товарищ генерал-майор, – браво отчеканил надсмотрщик и прикрыл дверь.
Ханников тяжело присел на скамью.
– Ну, чего ты застыл, как верстовой столб? Присаживайся. У нас будет серьезный разговор.
Шварценберг присел и внимательно посмотрел на генерала, пытаясь понять, о чем именно пойдет беседа. Внутренне он уже давно был готов к любому повороту событий и в печальных красках раскрашивал худшие сценарии. Чего невозможно было предвидеть, так это появления Ханникова. С ним он распрощался навсегда еще на взлетном поле, как и с событиями десятидневной давности, предшествовавшими его появлению в русской тюрьме. И вот теперь уже позабытые дни понемногу воскрешались в его памяти; обрастали деталями, которых прежде он не замечал или не обращал на них внимания. Ему даже вспомнилась небольшая цветочная полянка, где его вместе с тремя солдатами взяли в плен русские. Там тянулись к небу голубоглазые васильки, а еще было много пыльцы, витающей в воздухе, буквально терзающей носоглотку. Даже сейчас он почувствовал на языке ее горьковатый вкус.
– Догадывался, что разговор будет, вот только никак не думал, что с вами.
– Жизнь вообще очень богата на сюрпризы, – слегка нахмурился генерал-майор и добавил: – Я тоже не думал, но так уж вышло! Чтобы встретиться с тобой, мне пришлось подкорректировать собственные планы. Что я хотел сказать…. Твои слова о заговоре подтвердились.
– Я не собирался никого обманывать, я рассказывал о том, что знаю. Значит, Гитлера ликвидировали? – сдерживая волнение, спросил Шварценберг.
– Гитлеру и на этот раз повезло… Бомба взорвалась в ставке, как ты и говорил, вот только он отделался легкой контузией и небольшими порезами. Взрыв был недостаточной мощности, хотя имеются и погибшие. Сколько именно, нам неизвестно… Заговор провалился. Похоже, что Гитлеру сам дьявол помогает уцелеть! В ночь после заговора он выступил по радио с обращением к нации и в своей речи обещал жестоко покарать всех участников мятежа. Гестапо проводит тщательное расследование. Всю верхушку заговора уже арестовали. Впереди их ожидает трибунал.
– А что стало с полковником Клаусом фон Штауффенбергом? – дрогнувшим голосом спросил Шварценберг.
– Ему удалось невредимым выбраться из бункера после взрыва бомбы и добраться до Берлина. Но он был арестован сразу после того, как на него пало подозрение.
– Он находится в берлинской тюрьме?
– Из того, что мне известно, – полковнику Штауффенбергу повезло гораздо меньше, чем другим. Сразу после провала состоялся трибунал, где его приговорили к расстрелу. Нам известно, что перед тем, как его расстреляли, он успел выкрикнуть: «Да здравствует священная Германия!» Вместе с ним расстреляли еще троих офицеров, а генерал-полковнику Людвику Беку позволили застрелиться самому.
– Клаус был настоящим патриотом Германии… Я не сказал вам это в прошлый раз, но именно он привлек меня к антигитлеровскому заговору. Мы были большими дру-зьями. Я хорошо знаю его жену Нину Шенк фон Штауф-фенберг. У Клауса осталось четверо детей, жена сейчас беременна и ждет пятого ребенка. Клаус никогда не увидит его… Этот бесноватый ефрейтор тащит за собой в могилу всех немцев! Чем же Германия провинилась перед ним? Наш народ был близоруким, когда избирал его канцлером!
– Перед нападением на СССР вся Германия думала иначе, – усмехнувшись, заметил Ханников. – На улицах городов его приветствовали сотни тысяч немцев! Показать эти кадры?
– Не нужно… Но никто из нас не рассчитывал воевать с русскими. О своем нападении на Советский Союз Гитлер сообщил нации только через две недели, когда успех армии был очевиден, и объяснял это военной необходимостью.
– Немцы взяли Минск через шесть дней, – напомнил генерал-майор.
– Понимание всего этого ужаса пришло значительно позже… Я бы хотел отомстить Гитлеру за моего друга полковника Штауффенберга и за Германию, – глухим голосом проговорил Шварценберг. – И хоть как-то помочь Советскому Союзу победить национал-социалистов.
– С вас этого никто не требует. Вы можете спокойно дождаться окончания войны, а потом вернуться к себе на родину.
– Нет, я бы хотел воевать с Гитлером и отомстить за моих соратников!
– Что ж, мы предоставим вам такую возможность, – после некоторой паузы произнес Ханников. – Сейчас мы собираем разведотряд, который должен пройти по тылам немцев. Нам нужен человек, отлично разговаривающий по-немецки и знающий русский язык. Желательно, чтобы он был немец. Вы согласны?
– Приму ваше предложение с большой благодарностью.
– Отчего-то хочется вам доверять, – в некоторой задумчивости проговорил Николай Георгиевич.
– Что будет с моими друзьями-антифашистами? Я бы хотел, чтобы они тоже приняли участие.
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Что ж, если вы согласны, тогда мы выезжаем вместе. Караульный! – крикнул генерал-майор. И, когда сержант зашел в камеру, сказал: – Я