Цзифан, прочитав письмо, оторопел. «Так значит, он мне уже писал, но из-за треклятой записки на воротах, решил, что я отвернулся от него! И вот он снова шлет письмо, в котором говорит, что собирается порвать со мной все связи. Какая чудовищная нелепость! Где мне высказать свою обиду и досаду?» На следующий день Сюй решил послать Жуйлану своего знакомого. «Возможно, он моего гонца не примет, но я все равно его пошлю! — думал он. — Будь что будет, пускай серчает!» Однако отец Жуйлана, увидев деньги (все точно — до монетки), вдруг дал свое согласие, убедившись, что Сюй — мужчина порядочный и честный. Родитель сказал посланцу, что как только сын поправится, он сразу же приедет к господину Сюй Цзифану. Полученные деньги пошли на уплату всех долгов и на погребение его жен. Остальные деньги лавочник отложил на черный день и собственные похороны. В древнем изречении говорится: «Коль в семье есть сын, все дела сподручны!» Так думал и старик.
Между тем Жуйлан, узнав, что его родитель принял дары Сюя, возликовал и быстро поправился, причем без особых снадобий и лекарств. Он решил, что согласия Цзифана добился благодаря своему резкому письму. Но ведь оно шло из самой глубины его души! В благоприятный день Цзифан привел юношу в свой дом. Как водится, в эту ночь покои украсились цветами и осветились свечами, однако общий вид сильно отличался от обычных свадебных торжеств. И тому есть доказательство — три стихотворения в жанре цы под названием «Бросанье денег перед свадебным пологом».[26] Вот первый стих:
Серебряный светильник вспыхнул,
Весь зал картинный осветив,
Смущенная невеста головку отвернула
От своего младого мужа.
Ну, а молодой супруг
Нисколько ей не докучает
И вовсе не мешает ей:
Пускай сидит, как хочет.
Второй стих был такой:
Растут цветы пред залой,
Взаимной радости мгновенье близко,
Пропущена сквозь ожерелье нить
И стан приник к ограде.
Судьба в ту ночь послала
Луну в чертог небесный.
Сегодня влюбленным никак нельзя
Лишь любоваться друг на друга.
И третий стих:
Глажу легонько нежную яшму,
Вдыхаю теплый ее аромат.
Но я не похож на гуляку-шмеля,
Что неистово терзает бутон.
Почему же нынче жених
Чувствует досаду и горечь?
Видно, назад десять лет
Он такой же оказался невестой.
Итак, Сюй Цзифан и Ю Жуйлан соединились вместе, будто рыба, что воду обрела, как липкий лак, который склеил два предмета. Их чувства можно уподобить нескончаемой нити, обычными словами их описать не можно.
Надо вам сказать, что наш Жуйлан таил в душе глубокое чувство к родителю, а потому не раз напоминал другу, что желает навестить отца. Однако Сюй ни на миг не хотел с ним расстаться, опасаясь, что прекрасный облик друга привлечет чужие взгляды. Он предпочел пригласить родителя Жуйлана к себе домой, чтобы тот жил вместе с ними. Сюй относился к Шихуаню, как к отцу родному, внимая с утра до вечера его достойным советам. Старик был вне себя от счастья, будто обрел еще одного родного сына. Однако Шихуань находился в почтенном возрасте — ему ведь было уже за шестьдесят. Он как свеча, что на ветру горит, как тонкая травинка, в которую вот-вот ударит иней. Можно с какой угодно заботой пестовать такого человека, однако рано или поздно он все равно покинет этот мир. Словом, не прошло и года, как отец скончался.
Сюй Цзифан тужил и горевал так, будто потерял отца родного или родную мать. Он, как положено, устроил похороны и даже носил траур.
Ю Жуйлан проникся глубоким чувством к другу, постоянно помня, что тот все состояние потратил на него и пригласил в свой дом. А как сердечно он отнесся к родителю Жуйлана! Одним словом, его любовь к Цзифану и чувство благодарности, как говорится, «проникли вглубь костей». Он клятву дал не только быть с другом до кончины, но и смертью отплатить за его благодеяния. Когда Жуйлан появился в доме Сюй Цзифана, ему всего-то было четырнадцать годков, а потому его достоинство, что покоилось меж чресел, было величиной с мизинец. Когда они лежали вместе на постели, Цзифан, прильнув к юноше, как к даме, не испытывал никаких неудобств. Однако через год достоинство Жуйлана окрепло и стало крупным. Сюй заметил, что оно будто пламенем пылает и сдержать себя не может. Невольно пять дотошных пальцев стали гладить и сжимать его. Отрок, конечно, скоро понял смысл его поступка, а потому и сам решил изведать, что это означает, поскольку подобное искусство ему было дотоле неизвестно. Цзифан, боясь, что отрок испытает боль, старался облегчить его мученья. А когда все было кончено, Сюй принялся вздыхать. Жуйлан спросил его, в чем причина его скорби, однако Сюй так и не ответил на его вопрос.
— Быть может, тебе не нравится, что «это самое» тебе мешает? — спросил Жуйлан.
— Нет, нет! — покачав головой Сюй.
— А, может, оттого, что «он» стал беспокойным?
Сюй Цзифан вновь затряс головой.
— Тогда отчего же ты вздыхаешь тяжело? — не унимался Жуйлан. Юноша проявлял настойчивость, и Сюй был вынужден открыться.
— Эта самая вещица — мой смертельный враг! — Сюй пальцем ткнул в предмет своих печалей. — Когда-нибудь она станет причиной нашей будущей разлуки. В ней таится корень бед! Вот отчего я так печалюсь, взирая на нее!
— «Мы вместе родились и окажемся в одной могиле!» — так искони говорят! — вскричал испуганный Жуйлан. — К чему столь несчастливые слова? В чем все-таки причина?
— Все дело в том, что отрок четырнадцати-шестнадцати годов в течение двух или трех лет еще не вышел из юного возраста, поэтому дружить с ним любо, так как не существует разделения сердец. Напротив, друзья живут в спокойствии душевном и близости умов — словно два супруга. Но когда он повзрослел и созрела «влага в почках», в нем вспыхивает