Вот только техника поступала довольно часто, только одновременно с этим, находились и другие водители, а мы уходили все дальше и дальше вместе с железнодорожной линией, и как меня однажды просветили, виноват в этом, оказался я сам. Оказывается, можно было бы устроиться механиком в гараже, и тогда уже через три-четыре месяца, я бы сел за руль. А так как погнался за длинным рублем, то и виноват сам. Я пытался возражать, говоря о том, что меня на эту работу, направила комсомольская организация, но мне ответили, что знают, о какой организации идет речь.
— В гараже, тоже работают комсомольцы. А вы погнались за легким заработком, так что же теперь претензии высказывать?
Легкий заработок, обернулся романтикой, заключавшейся в продуваемой всеми ветрами, и промокшей насквозь армейской палаткой, вечной сыростью, грязью и неистребимым гнусом летом, и холодрыгой зимой. Подстывшей однообразной едой, приправленной вездесущим гнусом, доставляющейся в армейских термосах, из передвижной армейской кухни, и антисанитарией, из-за которой каждый месяц выбывало на больничную койку, как минимум половина состава бригады, а оставшимся приходилось вкалывать за двоих. Об отпусках, тоже пришлось забыть. Его величество — план, плюс взятые руководителями, от нашего имени дополнительные обязательства, заставляли выкладываться по полной. И поэтому, о каких-то там отпусках, не было и речи. Конечно это компенсировалось прибавкой к зарплате, но здоровья не прибавляло точно.
Вдобавок ко всему, однажды вдруг я узнал, что двое парней прибывших сюда вместе со мною из части, оказывается уже получили новенькие квартиры, в Братске, а я вот уже второй год, как бомж мыкаюсь, где придется и ни о каком жилье не заходит и речи.
— А, как тебе дать квартиру, если ты, во-первых, не женат, а во-вторых, двигаешься вперед с прокладываемой веткой? Сегодня ты здесь, а завтра на полсотни километров дальше. И зачем в этом случае тебе жилье?
А однажды, меня огорошили еще и тем, что оказывается на мое имя пришла телеграмма, говорящая о смерти единственно близкого мне человека, моего деда. Причем телеграмма, как оказалось пришла два месяца назад, но начальство, решило не расстраивать меня, по этому поводу. Все равно мол исправить уже ничего невозможно, и потому вручили телеграмму уже в начале января, а не в конце октября, извиняясь и мотивируя это тем, что, во-первых, замотались с горящим планом, и просто забыли о ней, а во-вторых, все равно уехать мне бы никто не позволил, опять же из-за все того же пресловутого плана. И это оказалось для меня таким ударом, что я, не сдержав своих эмоций, измордовал начальника до такой степени, что он попал в больницу, а мне дали три года за хулиганство, и нанесение тяжких телесных повреждений. При этом на суде, даже слышать не хотели, о какой-то там забытой телеграмме. Тем более, что характеристику написали такую, что оказалось, что такого дебошира и пьяницу еще и поискать нужно. То, что я был бригадиром и комсоргом, тут же благополучно забылось. А главное один из моих друзей, с кем я на протяжении этих двух лет делил буквально все невзгоды и радости, первым обвинил меня в несуществующих грехах, хотя и прятал при этом глаза от меня.
Следующие три года, я провел, на еще более Дальнем Востоке, в тайге, где-то между Якутском и Магаданом, в поселке Орочье угодье, в лагере усиленного режима работая вначале сучкорубом на лесоповале, а чуть позже на пилораме непосредственно в лагере. От звонка до звонка. Выйдя за ворота лагеря, задумался о том, что же делать дальше. С момента смерти деда прошло больше трех лет, и естественно, ни о каком жилье или наследстве, оставшимся после него нечего было и вспоминать. Если что-то и оставалось, то давно все растащили по соседям, да и дом, наверняка уже обрел для себя нового хозяина. Но даже если это и не так, у меня просто не хватит совести появиться в деревне, в которой провел больше десяти лет своей юности, и не соизволил приехать даже на похороны к деду. И совсем неважно, что телеграмма пришла много позже. Хотел бы нашел время для этого.
Разницы, в общем-то не было, и поэтому, отправился в Магадан, только из-за того, что сюда было ближе, да и привык я уже к этим местам. Здесь, без особенных проблем, устроился на одну из автобаз шофером, и дальнейшую свою жизнь строил исходя из нынешних реалий. Повезло еще в том, что сохранился личный счет в сберегательной кассе. В то время, когда я работал путеукладчиком, большая часть зарплаты отправлялась именно туда, хотя бы потому, что тратить заработанное было просто негде. И после того, как восстановил все документы, оказалось, что на моем счету имеется довольно кругленькая сумма, плюс набежавшие за это время проценты, в размере шести тысяч рублей, заработанных на Ударной Комсомольской Стройке. Благодаря этому, удалось довольно скоро приобрести домик на окраине города. Одним словом, жизнь налаживалась.
Фактически всю оставшуюся жизнь, я прожил именно там, в Магадане, никуда не выезжая из города.Именно в этом городе, я встретил и свою суженную. Анна Гофман, была дочерью ссыльного этнического немца, отправленного в эти края с Поволжья. После окончания войны, многие поселенцы получили возможность вернуться назад, а другие, решили остаться здесь. Кстати благодаря общению с родственниками жены, освоил беглую немецкую речь. Причем ее отец, преподававший немецкий язык в местном техникуме, говорил, что мое произношение, гораздо лучше, произношения любого местного немца. Правда после смерти жены, я не произнес по немецки не слова.
Однажды когда жена была еще жива, попытался отправиться в отпуск на Большую землю, отдохнуть, но в последний момент, жена слегла с температурой, и поездку пришлось отменить. Детей мы так и не нажили, да и Аня ушла из жизни на пять лет раньше меня, и потому последние годы я провел бобылем, сожалея о сложившейся судьбе, и коря себя за ошибки молодости. Больше всего меня угнетала мысль о том, что я, повелся на уговоры комсомольского вожака, и после армии, отправился стазу на Ударную Комсомольскую Стройку, не повидав деда, который фактически заменил мне родителей.
Дело в том, что в свое время, моя мать, не захотела жить в деревне и отправилась в Омск, покорять город. Не имея за плечами, никакого образования, устроилась на один из местных заводов. Там появился и я. Моим отцом, по словам мамы,