— В наших краях кто-то повадился скот на выпасе воровать. Люди ропщут, жалуются. Сегодня у Миколы половину стада увели, да и у нас пропажи всё чаще случаются. Поначалу думал, что какой-то дикий зверь завёлся близ города, но ни следов, ни логова мы с дружинниками не обнаружили. Да и не съесть никакому зверю столько. Не иначе, лиходеи в лесу прячутся, а скот на продажу по реке спускают. Отправил гонца вниз по реке разузнать чего, посты по дороге расставил. Завтра начнём лес прочёсывать.
Аппетит Марьяны после таких слов вмиг пропал. Отложила она ложку и молвила:
— Это я виновата.
— Что за глупости? — удивился Мышебор. — Ты-то тут причём?
— Всё из-за того, что я волшбой Оскальда на себе жениться заставила, а какую плату за это боги возьмут, даже спросить не подумала. Глупая. Сейчас я понимаю, что нельзя этого было делать. Не по судьбе он мне был предназначен.
— Умолкни! — и хоть слова Мышебора были грубы, в глазах плескалась забота бескрайняя. — Не наговаривай на себя худого.
— Ты же помнишь, как это было? Изяслав исчез вскоре после нашей свадьбы, отец с горя помер, а от жизни с Оскальдом едва с ума не сошла.
Смутные были времена. Они с Оскальдом тогда не покинул эти земли, не уехали. Раз не осталось у Новоградских земель наследника мужеского пола, решено было править, покуда Изяслав не сыщется или наследником не обзаведутся. Да только день ото дня всё менялось. Оскальд менялся. Пить начал, да так страшно почти до поросячьего визга. А уж, что творил спьяну, до сих пор люди за спиной вспоминали. Голышом на коне, да по городу самой малой из бед было. Больше никто не кликал его Светлой Головой, Оскальд Дурная Башка так прозвали его.
Не выдержал Мышебор с места сорвался на колени пред женой упал за руки взял:
— Душа моя, не вини себя. Это просто совпадение. Отец твой ещё тогда стар был. А Изяслав духом слаб. После того, что он сделал, сам своей вины и не выдержал.
— Я до сих пор не верю, что Изяслав ту девушку убил. Он же в неё влюблён был. Я видела, как он на неё смотрел, когда она к Настасье приходила. И мне говорил, жениться на ней хочет.
А ещё отец перед смертью ей страшную тайну открыл, видел он, как в тот день Изяслав вслед за девушкою поехал, потому старуху, которая заявила, что его сын дочь Голубы жизни лишил, он сам велел сподручным прибить. Да шило в мешке не утаить. Молва разлетелась. В глаза никто сказать не смел, а за спиною шептались.
— Забудь об этом, — ласково убеждал Мышебор.
Погладила она щёки мужа, в глаза заглянула. В её душе таилось ещё одно сомнение, что двенадцать лет назад Оскальд не сам спьяну в корыте утоп.
— Чтобы я без тебя делала, — вздохнула она и решилась: — Надо нашего сына волхву какому-нибудь показать.
— Что? — напрягся всем телом Мышебор. — Зачем?!
— С ним что-то не так. Тебя часто дома нет, ты не замечаешь. Боюсь, я ещё недостаточно оплатила свой долг…
Мышебор отбросил руки жены, встал, и на неё сверху вниз посмотрел:
— Даже думать не смей! У нас прекрасный сын. И если веришь во всё о чём болтаешь, то один раз связаться с силами неведомыми тебе мало было?
Марьяна губу прикусила, стыдливо взор опустив.
3. И В ТУМАНЕ ХОЛОДНОМ, И В НОЧИ ЛЕДЯНОЙ
Настасья вытерла руки о передник, и довольная откинула упавшую прядь волос ото лба. Всё-таки вернуться в отчий дом было верным решением. Она переставила опару поближе к печи и принялась за нарезку капусты для начинки. Хорошо, что они с братом дом поддерживали, не позволяя ему прийти в запустение. Из брёвен он добротных строен был, вековых, дубовых, всего немного руку приложить стоило и жить можно. Без мужа, что был правой рукой Мышебора тяжко бы ей пришлось, да и содержание терема стало бы непосильной задачей, особенно с учётом расходов на дрова, которые потребовались за зиму. Останься она в городе, и деньги бы утекали, как вода сквозь пальцы, а со своим хозяйством теперь можно ничего не бояться.
В деревне жизнь текла размеренно и спокойно. Здесь каждый день похож на предыдущий, но в этом и есть своя прелесть. Теперь утром она просыпалась с первыми лучами солнца и сразу же приступала к работе. Но главным в Липнах были люди. Её так тепло встретили. Она никогда бы не подумала, что спустя столько лет о ней помнят. Все они, как большая семья, помогали друг другу и поддерживали в трудные минуты. И детям её нравилась деревенская свобода и раздолье. А к труду ничего приучит, к тому же они проявляли интерес и сами рвались.
Была ещё одна причина, по которой она не могла остаться в Новограде. Перед её глазами до сих пор стояла жуткая картина: как её муж, в петле болтается в сенях. Слава богам, первыми его увидели не дети. Но самое страшное — под ним какой-то круг из чёрной соли замысловатым рисунком высыпан был. Она с перепугу его разметала, никому словечком о виденном не обмолвилась. Где силы нашла, мужа с петли вытянуть, непонятно, но от всех утаила, что повешенный он. А у самой при одном воспоминании об этом волосы дыбом вставали от ужаса.
Замечала она ещё при жизни его, что он волшбой интересуется, весь терем оберегами обвесил. Даже Мышебор сказывал, что Балда в любом походе знающих людей всегда выискивал. О чём с ними советовался, никому не ведал, лишь её иногда упрекал, что Марьяну к Голубе свозила, словно боялся ту до безобразия. И какие мысли терзали его, было ей неведомо. Уж столько лет прошло, и Оскальда давным-давно в живых нет, сама княжна счастливо здравствует, сына воспитывает, а ему всё покоя не было. Возможно, именно из-за мужа она дом Голубы стороной обходила, встречи с нею боялась, и детям тоже наказывала держаться подальше.
Тихо скрипнула дверь, и в избу вошла Злата, её дочь. Имя ей дано было под стать. Писаная красавица с золотою косой до пояса, голубыми глазами цвета небесного.
— Матушка, Любава со Светозаром за клюквой собрались на болота, нас с собою зовут. Разрешишь пойти?
Настасья нож отложила:
— Живность всю покормила?
— Только корову надоить осталось.
— Ладно, я уж с этим как-нить сама, — кивнула она. — Идём на ребят погляжу, да слова напутствия скажу.
В лицо ударил свежий