— Конечно, сеньор капитан де фрегата, — Лопес почтительно наклонил голову — однофамилец президента прекрасно знал, что такое государственные тайны, и того, чего Алехандро сказал офицеру, было более чем достаточно. Зпто путешествие будет весьма комфортным — он для капитана «Хехуи» стал «своим», и под арестом держать его не станут, несмотря на подозрительность к иностранцам, свойственную всем гуарани. Но он говорит на их языке свободно, а потому за шпиона его вряд ли приняли, скорее за собственного разведчика — вот такая игра терминами.
— Потому война начнется со дня на день — ни бразильский император, ни аргентинский президент Митре ни в коем случае не допустят такого усиления Парагвая. Нас провоцируют на начало войны, что поделить страну на две оккупированные половинки — мы ведь для них «яблоко раздора». Уругвай лишь первый этап — Бразилия ясно показала, что именно она будет держать протекторат над этой страной, а Митре принял сторону «алых», в то время как наш «генерал» решил поддержать там «белых». И поверьте, лейтенант — это и станет предлогом для войны.
— Нам отступать никак нельзя, — глухо произнес капитан «Хесуи» — взгляд стал тоскливым, обреченным что ли. — Они и так строят свои укрепления под боком, да по Паране недавно ходила целая бразильская эскадра, требуя «уважения флага». Как и янки прежде, и до того англичане, что закрыли путь из Ла-Платы — все с нас требовали открыть им порт Асунсьона. Вы правы, дон Алехандро — аргентинцы их пропустят, а флот у Бразилии намного сильнее нашего. Мы так надеялись на эти броненосцы…
— Теперь они будут у врага, лейтенант — семь наших заказанных кораблей, и у самих бразильцев есть несколько достаточно сильно вооруженных и бронированных единиц. К тому же они заказали у англичан четырехдюймовые железные плиты, собираются строить на собственных верфях еще полудюжину броненосцев, пусть и не таких сильных как наши — всего пятьсот тонн водоизмещения и одна башня с пушками.
Алехандро говорил уверенно — он в свое время много прочитал про «войну Тройственного альянса», особенно, и в силу специфики своей подготовки интересуясь действия флотилий на реках, как и армии — тут взаимосвязанно. Все дело в том, что не будь у бразильцев броненосцев и множества железных пароходов, то победить в войне они бы просто не смогли. А ведение боевых действий в юго-западном штате Мату-Гроссо затянулось бы для них надолго. Все дело в том, что единственной транспортной артерией была река Парагвай, на которой от Асунсьона ходили пароходы, а вот бразильцы ей и пользовались для снабжения своего удаленного края, малолюдного, необжитого, каждый раз испрашивая разрешение на проход судна у Лопесов. А пароходом можно привести за один рейс куда больше груза, чем на повозках, или вьючных лошадях за несколько месяцев. А в таких условиях, когда логистика на твоей стороне слабейший может воевать против сильнейшего противника долго, очень долго, и победить его крайне затруднительно. Так что исход войны определялся именно на море, вернее на реке — без наличия на Паране флота победить Парагвай невозможно.
— У нас только три железных парохода, а вот десяток деревянных, таких как ваш «Хехуи», дон Анисето, можно использовать только для перевозок войск, задействовать их в баталии неприемлемо — просто ядрами разобьют. На «ланчон кон каньон» лучше не надеяться — в виду ее бесполезности. Эта баржа с одной бомбической пушкой никакой опасности для железного корабля не представляет. К тому же она буксируемая, и для этого нужно отвлекать пароход, который будет к ней привязан.
Алехандро говорил уверенно, искоса поглядывая, как вытягивается от удивления лицо капитана «Хехуи» — даже глаза вытаращил. Вряд ли сейчас кто-то из посторонних осведомлен об этом паллиативе, свое изобретение инженер Дезидерио Трухильо сделал от полной безнадежности, когда в Асунсьоне осознали, что война может начаться в любой момент, а заказанных мониторов и броненосцев можно не ожидать — занявшие Уругвай бразильцы их просто не пропустят в реку. А по Паране уже пропустят аргентинцы — столица бывшего мятежного штата Буэнос-Айрес на берегу Ла-Платы, и если проявить строптивость, то заговорят пушки бразильских броненосцев. А к чему проявлять упрямство, если на пару можно «разделить» к общему удовольствую Парагвай, что является весьма ценным «призом».
Разве хищники не охотятся стаями, ведь тогда рвать жертву сподручнее для них! А при раскладе трое против одного победа обеспечена, и много усилий прикладывать не придется!
— Сеньор Алехандро, но если мы немедленно не решимся на войну с императором, то Бразилия окончательно захватит Уругвай, и там со временем попросту перебьют всех наших сторонников. Наша страна уже никогда не получит выхода к морю, и будет влачить жалкое существование. Ведь мы зависим от реки, и нам попросту закроют вход и выход в Ла-Плату.
— Верно вы подметили, дон Анисето, так и будет. В Аргентине нас всегда рассматривают как мятежную провинцию, а Митре ставленник именно бразильцев. И поверьте — он будет искать повод, чтобы начать войну с нами. А когда хочешь этого, то «казус белли» всегда появится, поддавайся или не поддавайся на провокации. У сильного всегда бессильный виноват!
Легко говорить уверенно, когда точно знаешь, как все происходило на самом деле. На Лопеса смотреть было страшно — от такой откровенности он просто почернел лицом. Как парагваец он жаждал сражаться за победу, но как офицер после этой вечерней, фактически ночной беседы стал иначе оценивать ситуацию, и уверенности в будущем у него явно поубавилось.
— Я погибну вместе со своим пароходом, «крестной матерью» его стала младшая сестра нашего «генерала». Будем драться до конца, я погибну за родину, но не спущу флага перед врагом.
В голосе лейтенанта прорезалась непоколебимая решимость — и ей охотно верилось, так оно и будет. Теперь Алехандро знал, что наступил главный момент, ради которого он и затеял эту беседу.
— Дон Анисето, я тоже намерен сражаться с неприятелем. Скажу даже больше — я как офицер считаю, что не имею права умереть за свою родину раньше, чем не умрут за свою родину много врагов. Сможете на своем «Хехуи» потопить не то что броненосец, но хотя бы один железный корвет, настоящий боевой корабль?
— Нет, дон Алехандро. У меня одна пушка