— А вот флаг парагвайский, точно — триколор, ни с чем не спутаешь. Это я удачно попал, теперь только подождать немного.
Мужчина посмотрел на рюкзак, потом на часы — но больше машинально, отмечая по привычке время. Еще раз посмотрел на пароход, и раскрыл портсигар, вытянув оттуда сигарету. Не зная, сколько придется до селения добираться, поневоле приходилось «придерживать» табак, но теперь экономить не придется — парагвайцы курили напропалую, причем даже женщины. Это вроде народной традиции, как и ежедневное чаепитие матэ. Так что скоро будет дымить местными сигарами и пахитосами, с которыми тут, если не полное изобилие, но недостатка точно нет, и никогда не было. Так что три оставшиеся сигареты как раз предназначены для Лопеса, и не важно, отец ли у власти, или его сын. Пусть удивятся — название больно у них характерное, к тому же компания единственная из национальных, все остальные «глобалисты». И сравнят «дым отечества», «сладок и приятен» ли он остался в будущем для них времени.
Пароход подходил все ближе и ближе, и Алехандро решил рискнуть — взял полотенце и футболку, и «просемафорил» по международному своду, прекрасно понимая, что стоящие на носу и на мостике люди его прекрасно видят, причем без помощи подзорной трубы. Тут был расчет именно на психологию — в Парагвае строительство пароходов вели исключительно англичане, и о своде сигналов, что уже распространялся по миру, не могли поведать здешним «речникам». Ведь моряков как таковых в стране сейчас просто нет, от Асунсьона до Буэнос-Айреса тысяча километров по прямой линии, а если все речные изгибы принять во внимание, то намного больше выйдет, раза в полтора. Весь расчет, что на мостике есть англичанин — их нанимали на пароходы, которые и дали сумасшедший по своей силе толчок развитию страны. Или, по крайней мере, хоть кто-то из парагвайских офицеров освоил «флажную азбуку», и сумеет разобраться в поданном сигнале.
— Хм, а там явно кто-то из британцев. Ход застопорили, спускают лодку. Так-так — а ведь к войне явно готовятся, солдаты в красных мундирах появились, и босоногие…
Алехандро прищурился — обуви он на «служивых» не увидел, в беленых полотняных штанах с голыми ступнями, без всяких ботинок. И с нескрываемым облегчением вздохнул — до «великой войны» вся парагвайская армия была босоногой, бюджет, тощий, как вымя выдоенной козы, подобных расходов вынести просто не мог, а потому обувь полагалась исключительно офицерам. А после катастрофы армии как таковой не стало, как и флота, и на восстановление потребовались годы. А тут целый пароход, да еще с солдатами — вывод напрашивался вполне логичный.
— Так — война или только началась, либо близко к ней, очень близко, ближе не бывает. Потому что эта лоханка, не имеющая никакой боевой ценности, уже отмобилизована, перестроена — ведь на ней установлена пушка, и не такого большого калибра — как у нас в училище, со времен войны Симона Боливара за независимость. Именно так, ошибки нет — это орудие на тумбе, и ничто не иное. Вот так дела, это я вовремя сюда попал, и знаю точно когда, так что узнать нужно не год, а только день.
Алехандро передернул плечами — мобилизация деревянных пароходов началась в Парагвае в начале 1864 года, когда стало ясно, что в воздухе запахло «порохом». Следующего раза просто не случилось — вплоть до войны за Чако, исключая внутренние «заварушки», Парагвай не воевал. Да и обмундирование у солдат стало совсем другое в те времена. Да и колесные пароходы подобного облика вымерли, что динозавры.
— Теперь надлежит вступить в первый контакт с аборигенами — так что смелей, «путешественник во времени». И помни присказку про наглость, что вторым счастьем может оказаться.
Напутствуя себя такими словами, Алехандро закинул на спину рюкзак, просунув руки в лямки, и стал спускаться с берега к урезу воды, к которому направлялась небольшая лодка с пятью «речниками». Четверо из них оказались солдатами, которые гребли веслами достаточно энергично, но отнюдь не слаженно, видимо, осваивали это умение в спешном порядке, как всегда бывает с «пехтурой», попавшей на подобное занятие. А вот пятый, расположившийся на корме, явно офицер — черного цвета мундир, сапоги в наличии, как и эполеты с мишурой на плечах и сабля, эфес которой тот сжимал ладонями. Лицо симпатичное — не юноша давно, но и не зрелый мужчина — лет двадцать пять, с бородкой и усами, под жарким южным солнцем взрослеют быстро, и кровь креолов дает о себе знать — многие конкистадоры бородки отращивали, без которых идальго тогда жить не мыслили.
— Вы просили о помощи, сэр?
Английский прозвучал настолько коряво, что Алехандро поморщился — сразу видно, что больше сотни слов офицер не знает, и считает настолько. И усмехнувшись, произнес длинную фразу на том же языке:
— Флажные сигналы, лейтенант, нужно изучать — Британия недаром несколько веков властвует над морями. Я понимаю, что служба на реке отнюдь не морская, но корабли есть корабли, тем более военные. Я не просил о помощи, я передал, что имею важное сообщение.
Судя по ошарашенному лицу парагвайца тот мало что понял, скорее вообще ничего. Вот только как-то подобрался, выпрямил спину — Алехандро говорил со свойственным англичанам высокомерием, а такие вещи любой осознает сразу, вон, как глаза гневно засверкали. Но лицо офицера вытянулось от удивления, когда он повторил ту же фразу, слово в слово, причем сразу на гуарани и испанском, но при том не улыбнувшись ни разу — не стоило насмехаться над невежеством. Только мягко добавил:
— Государственное дело, лейтенант, меня нужно немедленно доставить к «генералу». Но о том судить будет капитан корабля. Но добавлю — плавание до Асунсьона долгое, и я помогу вам разговаривать на английском языке гораздо лучше, и научу «флажной азбуке», а также принятых в Королевском флоте морских сигналах. Уточнять не стал, и так всем морякам в мире известно, что есть только один Ройял Нэви, сейчас самый могущественный на океанах вот уже как больше полувека со времени