— В этом я не сомневаюсь, — кивнул инспектор. Его лицо было невозмутимо, но в глазах читалась странная смесь уважения и сожаления. — И когда это произойдет, один из нас пожалеет о своем выборе.
Альберт ничего не ответил, лишь скрылся в вентиляционной шахте, плотно закрыв за собой решетку. Строгов не отдал приказ стрелять. Не попытался остановить его. Просто стоял и смотрел, словно давая ему фору. Словно это была не просто погоня, а нечто большее — дуэль идей, столкновение мировоззрений.
Выбравшись из вентиляционной шахты далеко за периметром, группа быстро двинулась к условленной точке встречи. Там их уже ждал транспорт — два медицинских фургона с логотипами благотворительной организации, которые Хазин сумел организовать через свои связи.
— Все здесь, — сообщил Альберт журналисту по защищенной линии, когда они расположились в фургонах. — Образцы, пациенты, команда. Кроме Доброва.
— Я знаю, — голос Хазина звучал озабоченно. — Мои источники сообщают, что его перевозят в центральный комплекс ГКМБ. Строгов лично курирует дело.
— Мы должны его вытащить, — Альберт крепче сжал коммуникатор. — Он рисковал всем ради нас.
— Сейчас это невозможно, — твердо сказал Хазин. — Центральный комплекс ГКМБ — это крепость. Даже с твоими… улучшенными способностями это самоубийство.
Альберт знал, что журналист прав, но это не делало решение легче.
— Хорошо, — наконец согласился он. — Но мы не бросаем его. Просто… откладываем спасение до более удобного момента.
— Согласен, — сказал Хазин. — А пока следуйте плану эвакуации. Фургоны доставят вас в безопасное место за городом. Там уже готовы помещения для временной клиники.
— Спасибо, Дмитрий, — искренне сказал Альберт. — Без тебя этой операции бы не было.
— Просто делаю свою работу, — журналист помолчал, затем добавил более серьезным тоном: — Но ты должен знать кое-что еще. То, чего не видел внутри комплекса.
— Что именно?
— Протесты у Фармзавода… они вышли из-под контроля. ГКМБ применила силу. Есть раненые, возможно, даже погибшие.
Альберт закрыл глаза, ощущая тяжесть этой новости.
— Это моя вина, — тихо сказал он. — Я попросил тебя организовать отвлекающий маневр.
— Нет, — твердо возразил Хазин. — Это вина системы, которая довела людей до отчаяния. Они не просто отвлекали внимание ГКМБ — они протестовали против настоящей несправедливости. Против медицины, доступной только элите. Против правительства, которое позволяет обычным людям умирать от излечимых болезней.
Он сделал паузу.
— И знаешь, что интересно, Альберт? Они скандировали имя. Знаешь чье?
— Чье? — спросил Харистов, хотя уже догадывался об ответе.
— Твое, — просто сказал Хазин. — «Харистов! Харистов!» Ты стал символом, хочешь ты того или нет. Символом надежды для тех, кого система списала со счетов.
Альберт не ответил сразу. Он смотрел на пациентов, расположившихся в фургоне — людей, которым традиционная медицина не могла помочь. Людей, получивших второй шанс благодаря нанокрови. Людей, жизни которых теперь были связаны с его собственной жизнью невидимыми, но прочными нитями общей судьбы.
— Я не хотел становиться символом, — наконец сказал он. — Я просто хотел лечить людей.
— Иногда мы не выбираем свою судьбу, — философски заметил Хазин. — Иногда она выбирает нас.
Когда связь прервалась, Альберт повернулся к остальным членам команды. Елена сидела рядом с Ксенией, мягко держа девочку за руку. Маргарита проверяла состояние других пациентов. Саян бережно охранял контейнер с образцами нанокрови. Андрей Лавров смотрел в окно на проносящийся мимо ночной пейзаж, его глаза отражали свет редких фонарей, словно глаза кошки.
Они были разными людьми с разными историями. Врач, изгнанный системой. Невролог, потерявший мужа из-за недоступности лечения. Биохимик, сбежавший от военных разработок. Медсестра-вундеркинд, никогда не получившая шанса реализовать свой потенциал. Обычный водитель грузовика, ставший чем-то большим.
И все они были объединены одной целью, одной идеей, одной технологией, которая могла изменить будущее медицины и, возможно, всего человечества.
«Новое Сердце» потеряло свою первую базу, но не свою миссию. И пока образцы нанокрови в безопасности, пока команда вместе, эта миссия будет продолжаться. Несмотря на преследования ГКМБ, несмотря на амбиции Вельского, несмотря на противодействие всей системы.
Потому что иногда самый важный выбор — это выбор врага. И Альберт Харистов сделал свой выбор. Он выбрал бороться против тех, кто хотел монополизировать спасение жизней. Кто хотел решать, кто достоин жить, а кто — нет.
Это не был легкий выбор. Это не был безопасный выбор. Но это был единственный выбор, который он мог сделать, оставаясь верным своей клятве врача. Клятве, которая не знала исключений, не признавала привилегий, не делила людей на достойных и недостойных.
И с этим выбором «Новое Сердце» начинало новую главу своей истории. Главу, которую еще предстояло написать — кровью, надеждой и непоколебимой верой в то, что медицина должна служить всем людям. Без исключений.
Фургоны мчались по ночному шоссе, унося команду и пациентов всё дальше от преследования, в неизвестное, но полное возможностей будущее. А в сердце Альберта Харистова — его удивительном «двойном сердце» — билась надежда. Надежда на то, что они сделали правильный выбор.
Выбор, который изменит всё.