Наше время.
Грохот в цеху стоял такой, что уши закладывало. Этот гул уже в печенках сидит: молоты лупят по раскаленному железу, станки где-то с визгом пилят, а под потолком кран-балки тащат на цепях многотонные болванки. В воздухе — вонь металлической пыли и машинного масла.
Я на мостках, у пульта новенького прокатного стана. Громадина эта уже сожрала кучу бабла и все мои нервы. Запуск опять накрылся медным тазом. Уже третий месяц — одни сплошные проволочки, косяки, брак. Подрядчики клялись-божились, что всё по чертежам, а металл всё равно прет волной, рвется, листы такие выходят — только в утиль, на переплавку.
— Михалыч! — проорал мне в ухо бригадир Сидоров, пытаясь перекричать шум. — Пятый валок опять кипит! Датчик зашкаливает!
Морда у него красная, вся в поту и въевшейся грязи.
Глянул на панель, и точно: температура прет вверх со страшной силой. Опять! Да что за чертовщина? Расчеты три раза перепроверили, материалы — все по бумагам, сборку сам паc. По идее, всё должно пахать как часы, швейцарские, мать их ети. А на деле — сплошной геморрой.
— Стой! Глуши линию! — махнул я рукой оператору.
Рев стана стал затихать, переходя в низкое, недовольное урчание. Мужики замерли, ждут, что скажу. Опять сейчас начнется разбор полетов, поиск виноватых, опять время коту под хвост. А начальство уже на телефоне висит, требуют запуститься до конца недели. Им же цифры подавай, отчеты, премии на горизонте маячат. И плевать с высокой колокольни, что у нас тут железо рвет и подшипники горят.
Подошел к краю мостков, смотрю вниз на эту заглохшую махину. Пятый валок. Опять он. Самый загруженный, зараза, самый ответственный. Ну что там опять не так? Охлаждение хреновое? Смазки мало? Или саму станину повело от нагрузки? Да вроде не должно, запас прочности тройной закладывали. Хотя, хрен их знает, этих поставщиков металла. На бумаге-то всё красиво, а привезти могли что угодно. Эх, проверить бы сейчас структуру, анализ бы сделать… Да где там! Лаборатория на ладан дышит, а образцы куда-то отправлять — это на неделю канитель.
Я пустился вниз и подошел к стану. Жаром пышет от остывающего железа, даже на расстоянии чувствуется. Сидоров с парой мужиков уже ковыряются у этого проклятого узла, кожух пытаются сдернуть.
— Михалыч, глянь-ка сюда! — Сидоров тычет пальцем, светит фонариком. — Тут, похоже, трещина по опоре пошла…
Подхожу ближе, присматриваюсь. И точно. Тоненькая такая, еле видать, волосяная трещинка ползет по массивной чугунной опоре. Но как⁈ Откуда она взялась? От перегрева такой не будет. Усталость металла? Или дефект литья какой-нибудь скрытый? В голове сразу завертелись варианты, схемы напряжений, что да как… Если дефект литья — опору менять целиком. А это недели простоя, скандал будет — стопудово, сроки полетят.
Батя всегда говорил: «Лёха, в нашем деле мелочей не бывает. Одна гайка не докручена — и всё к херам развалится». Мудрый был мужик, тоже инженер. Жаль, не дожил…
И тут я чувствую, как какая-то странная вибрация пошла. Низкая такая. Не от стана, а сверху откуда-то, от самих перекрытий цеха. Глянул вверх. Старые ржавые фермы под крышей, все в пыли, вроде как дрожат слегка. Или показалось? Шум, вибрация — тут всегда этого добра хватает. Но эта — какая-то не такая. Неправильная. Аж жуть берет.
— Мужики! Валим отсюда! Быстро! — ору я, а сам еще толком не пойму, чего дернулся. Просто чуйка, годами наработанная, заорала: опасность!
Сидоров на меня вылупился, не врубается.
— Да куда валить-то, Михалыч? Мы ж почти…
Доболтать он не успел. Сверху как громыхнет! Скрежет рвущегося железа — такой, что уши заложило похлеще, чем от всего цехового гула. Вибрация перешла в натуральную тряску. Я рефлекторно голову задрал — а там одна из несущих ферм прямо над нами как-то криво выгибается, лопается с сухим треском. И вся эта хреновина под крышей, вместе с кран-балкой, сначала медленно так, а потом все быстрее и быстрее — валится вниз!
Прямо на нас.
Время будто поплыло, замедлилось. Я вижу вытаращенные от ужаса глаза Сидорова. Кто-то из мужиков дернулся в сторону, да споткнулся. А мозг на автомате, по старой привычке, уже раскладывает по полочкам: усталость металла, походу, перегрузили конструкцию этой новой хреновиной, ну и пошло-поехало одно за другим, как доминошки. Пронеслась дурацкая мысль: «Хорошо хоть каску не снял». А следом — аж в груди защемило, тоска какая-то острая… и не по этому грёбаному проекту, который сейчас летел к чертям, а о чём-то своём, личном, что не успел. Сонька… дочь… мы ж так толком и не помирились после развода. Мне ж всего сорок восемь стукнуло, а жизнь — уже как корявый черновик, который хрен перепишешь начисто.
Прилетело не сразу. Сначала сверху посыпалась какая-то крошка — бетон, обломки труб, потом — грохот, пылища столбом, и всё утонуло во мраке. Резкая боль прошила спину, ноги… Потом будто плитой придавило — чудовищная тяжесть на груди, дышать нечем, воздух вышибло. Треск собственных костей. В глазах стало совсем темно, непроглядно. В ушах звенело, а потом и звон начал стихать, уплывать куда-то, навалилась обволакивающая тишина. Последнее, что я почувствовал — холод, он быстро так растекался по телу. А еще странное чувство облегчения. Хотя нет, скорее то был полный пофигизм.
Ну вот и всё. Конец проекту. И инженеру Волкову — тоже конец.
* * *
Очухался я резко, будто кто-то ледяной водой окатил — из полной отключки прямиком в самое пекло. Первое, что ударило в голову — жар. Жарища несусветная, сухая, аж кожу палит. Казалось, даже камни под ногами огнем дышат. Сразу за жаром пришла боль — всё тело ломит, ноет, а в боку как шилом ковыряют. Голова гудела так, будто по ней кувалдой от души приложились. Здоровой такой, кузнечной.
Я застонал, попытался дернуться — куда там! Тело как чужое, ватное, еле ворочается, сил — ноль. В легких пекло, горло скребет от едкого дыма. А вокруг грохот стоит — аж уши закладывает: железо об железо лязгает без остановки, что-то тяжелое бухает, какие-то механизмы скрипят до зубовного скрежета. И крики — злые, грубые, на незнакомом языке, но, странное дело, понятном. Точнее, язык-то вроде русский, но какой-то корявый, ломаный, с вывертами.
Глаза разлепил — всё плывет, красная какая-то муть перед глазами. Кое-как различаю отблески огня где-то рядом, тени мечутся по черным от копоти стенам,