– Еще звук, Наги, и пойдешь под трибунал! – шипит начальство, пытаясь поднять всхлипывающую Ману, уже готовящуюся к ликвидации всех троих, – Шин еще не то…
Выстрел.
Стоящий над избитой девушкой мужчина вздрагивает, она, бросив взгляд снизу вверх, видит, как в изумлении и неверии раскрываются его глаза. Тот же голос, ранее чуть ли не паниковавший, а теперь спокойный и довольный, спрашивает:
– Как ощущения, тайчо? Хорошо вам на месте Соцуюки, мм?
Выстрел. Выстрел. Выстрел. Все пули летят четко в спину цели, две из них пробивают тело насквозь, обрызгивая Ману кровью. Тело мешком падает около неё.
Тишина.
– Ноги, все записал?
– Да, картинка будет отличной. Обрезал тоже вовремя.
– Отлично. Госпожа Кирью, не бойтесь, мы друзья. Мы позаботимся о вас. Выведем на свободу. Вас теперь никто не обидит.
Мана не боится, даже не беспокоится, она, резко выдохнув ради избавления носа от сгустков крови, начинает размышлять о том, уместно ли будет что-то сломать Ивао Хаттори, которого она очень скоро увидит. Судя по всему, её использовали для создания этой сцены, этой видеозаписи… как приманку. Как жертву, которую предателю Соцуюки Шина нужно было допрашивать именно лично. Именно такими методами. В спешке. Подставив спину.
Нет, понимает она, конвоируемая, спустя десять минут, своими спасителями к машине. Она лично ничего делать не будет. Нельзя. Сейчас нельзя. Но Акире расскажет.
Да. Этого будет достаточно.
Глава 16
В глуши
– Моя жена была родом из Коулуна. Про него не пишут в учебниках для истории. Крошечный пятачок китайской земли в окружении британских территорий Гонконга. Земля, до которой никому не было дела. Настоящий город-государство, застроенные трущобы. Там не было ни закона, ни порядка, ни справедливости. Выживание или существование, как можно более незаметным образом. Нищета и Триады правили бал. Моя Ния помогла нам выйти на укрывшегося в Коулуне китайского урода, наследившего у нас в стране. За это я её выкупил у местной банды, увез в Японию, выхлопотал гражданство. Через три года я взял её с собой, туда же, в этот забытый ками нарыв на теле земли. Очередная миссия. Мы выполнили её, но потом Ния решила навестить свою семью.
– Они убили её, – предположил я, стараясь добавить в голос немного эмоций.
– Как ты догадался? – очень ровно, но далеко не сразу, спросил сидящий за рулем учитель истории.
– Это было несложно. Коулун, трущобы, восточный деспотизм, проявляемый куда как острее в бедных семьях. Если у вашей Нии был выход из этого гетто, то значит, к нему прилагался существенный по местным меркам заработок. Вряд ли ошибусь, если предположу, что семья от неё зависела. По этой же причине девушка не сталкивалась с… яркими проявлениями деспотизма. Когда она ушла в лучшую жизнь, её семья тут же скатилась вниз по местной социальной лестнице. А если семья была большая…
– Три младших брата, две сестры… – тихо пробормотал себе под нос Тадамори, – … и мать. Почему я… почему она…
– Много работала, мало бывала дома. Вполне возможно, что ночевала в другом месте. Может быть, даже в своем, – слегка пощадил я гордость человека смягченным предположением, – Домой лишь приносила деньги.
– Если бы я тогда знал… – пальцы мужчины до хруста вцепились в руль, причем на живой руке.
– А вы не хотите себе задать вопрос, Хаташири-сан? Например такой – а почему ваша жена вновь оказалась в Коулуне? – жестко спросил я, – Она что, сбежала из ада, чтобы начать служить в японской армии? Очень сомневаюсь.
– Ты… – человек с трудом с собой справился, но автомобиль всё равно довольно опасно вильнул на дороге.
– Всегда будут задачи и цели, оправдывающие риск. Я уже говорил вам, что на войне нет правил. Не только по отношению к противнику. Когда генерал отправляет солдат на смерть, он действует согласно своему долгу. Но у него не может быть долга сознательно и инициативно жертвовать и рисковать гражданскими, теми, кого он клялся защищать.
– Дожил. Мне читает мораль воспитанник якудза.
– Это не мораль, это объяснение, почему система сдержек и противовесов имеет жесткие ограничения в своих люфтах. Что касается «воспитанника»… громкое слово. Но возражать не буду. Единственный клан, сумевший сохранить полный порядок на своей территории, единственный во всем городе – этим можно гордиться.
– Я уже жалею, что заговорил с тобой.
– Вы не хотели разговаривать, вы хотели меня убедить в том, что есть люди и звания, куда более важные мое, понимающие, в чем заключено благо страны. И такой как я должен не думать, а вежливо склонить голову перед этими великими людьми, сделать так, как они говорят, и быть благодарным за то, что они заметили меня. Именно так и никак иначе. Не врываться к этим великим людям, не бить их в лицо, не убивать, и ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах, не позорить этих великих людей, вытаскивая их грязное белье на публику. Потому что такое поведение позорит само звание гражданина нашей великой нации. Оно недопустимо. Верно?
– Я…
– Вы пытались внести правила в мою войну. Человек, который просто везет меня туда, где не смогут справиться лучшие люди генерала Соцуюки. Осознаете иронию?
Дальше мы ехали молча.
Наверное, Хаташири Оду можно назвать очень хорошим японцем. Он, насколько я мог судить, соответствует всем критериям правильного солдата и гражданина. Служил, сражался, получил травму, нашел работу, на которой мог бы приносить пользу стране. Приносил. Почему уволился – неизвестно, но вновь нашел себя в жизни под патронажем старого командира. Однако, и это я, едущий в машине, управляемой Одой, осознаю это в полной мере, хороший японец далеко не равно понятию «хороший человек». Целиком и полностью.
Восточный менталитет не приемлет открытой и яркой индивидуальности. Сплоченность, чувство локтя, трудолюбие и следование канонам для них в разы важнее, видимо, они были основополагающи для выживания социума. Сейчас, в период бешеной технологической гонки, подобный подход висит на восточниках невероятно тяжелой гирей, делая их вечными догоняющими. Но пока они справляются. Пока.
Не удивительно, что некие силы, стоящие в тени этого мира, решили провести эксперимент над одной из самых ярко-выраженных восточных рас. Подобный вывод заставляет меня предположить, что индусам и китайцам тоже светит какой-нибудь опыт особенного геноцида. А почему бы и нет?
Хаташири всю дорогу пытается совместить свои роли хорошего солдата и хорошего учителя, объясняя мне всю необходимость послушания младшего старшим, но терпит заслуженный крах. Дошёл до того, что решил рассказать трагедию своей личной жизни, но в итоге пострадал сам. Сидит, рулит, желваки на