Ира кривит губы.
В её мире такая просто не подошла бы к ней, брезгливо отвела взгляд. Посчитала бы скорее монстром, чем такой же женщиной, как она сама. На работе такие были, в институте, в школе... Подбирающее себе окружение по внешности и статусу.
Эта такая же.
Вот только Ирочка выглядит иначе.
— Расскажи мне, — набирается она смелости и обращается к девушке, не сводя взгляда с мужчин, — что ты знаешь обо мне?
Интересно ведь.
Анд сам плохо знал Изиду, а Алукерию будто бы лень что-то долго объяснять.
— О, хотите, чтобы я рассказала легенды о вас? Какую из? Как вас отдали в невесты одному хану, и как ловко вы сопротивлялись и устроили бунт по дороге в его земли? Как восхитили его, вошли в доверие, и убили? Как стали первой женщиной-воительницей? И как кормили своих воинов кровью врагов, частыми набегами, сражениями, каких не было при трусливом хане? Как обучились драться и обхитрили самого демона, сделав его своим слугой? Как завоевали Эзенгард? Госпожа, многие и сейчас ждут от вас... новой легенды.
От одних упоминаний того, что было в жизни Изиды, по телу Ирочки пробегается холодок. Сердце замирает, как только до неё доходит смысл последних слов.
Она оборачивается на девушку и сверлит её взглядом, не зная, что ответить на это.
Действительно странно, получается, если бы Изида вышла замуж и не перерезала после этого горло мужа. Но разве же она не могла его... полюбить?
Так и сказать?
Алукерий появляется в зале будто из неоткуда. Не скрываясь идёт к ним, звеня золотыми браслетами на запястьях и копыте, всем видом своим подтверждая одну из легенд об Изиде.
Да, он ей служит. Что уж. Скоро и Анд наделит его большей властью. Потихоньку можно начинать вообще не скрываться от людей.
К тому же... Замок заполонили рыжие «пёселя», от одного честного, добросовестного демона теперь особой беды не будет...
— Госпожа, — театрально кланяется он, а козлиный взгляд его то и дело возвращается к танцовщикам. — Если позволите, на пару слов...
— Баран, — неуверенно бросает Ирочка, поправляет непривычно длинные волосы и поднимается, чтобы, наконец-то, уйти.
Алукерий отводит её в сторону, открывает неприметную маленькую дверь и они оказываются в узком коридоре с резными стенами.
— Скоро госпожу искать буду, связь с ней налаживать, — шепчет он, и достаёт из кармана штанов хрустальный пузырёк и серебряную иглу. — Крови своей налей мне. Средний палец коли!
Ира не спешит это делать.
— Слушай, от неё все ждут убийств и войн, вы это хоть понимаете?
— Да-да, — кивает он нетерпеливо, — и что? Пожалела нас, спасти от тиранши желаешь? А ты помни, что она сейчас рядом с братом твоим. Коли палец!
— Просто не будет ли восстания? И что делать мне? Почему вы все такие... медленные?
— Палец коли, — подсказывает он ей. — И молись, кому ты там молишься, чтобы я госпожу вернул вовремя. И не говори никому, что я, — усмехается, — молиться советую.
Она хмурится, но кивает и протягивает ему палец.
— Давай, можешь...
Внезапно дурость ударяет в голову, пусть сделает это сам.
И Алукерий, вздыхая, перехватывает её руку удобнее, и глубоко, но резко, вонзает ей в палец иглу.
— О, — тянет он, когда о дно пузырька разбиваются первые три алые капли, — я чувствую! Часть души твоей всё ещё там, в твоём родном мире. Нечто связывает тебя с ним, — глаза его начинают блестеть.
— Нечто? — Ира едва ли не кричит. — Там моё тело!
Алукерий цокает языком и кривится.
— А, ну да... — замирает, поймав себя на том, что едва не усомнился в своих умственных способностях, и шумно выдыхает. — То есть, нет! Не о теле я, дура.
— Ребеночек?
— Ка-какой ещё ребёночек? — спрашивает он едва ли не со страхом.
— Не знаю! — Ира прячет пальцы в кулаки. — Не знаю я!
— Ладно, ладно, я не закончил, не дёргайся, — будто успокаивается он, но поглядывает на Ирочку с беспокойством.
— Нет, не могло быть, — успокаивается Ирочка.
— А с чего такое беспокойство, был кто-то, ждёт тебя там, а ты скрываешь? О, боишься даже подумать, что Изида теперь рядом с ним?
Ира влепляет ему пощечину и отходит на шаг назад от неожиданности.
— Не было никого! Уже очень давно, куда там! Просто... у меня страх есть. И один приставал постоянно, и я уже почти... С отчаянья это! Но ничего не было, просто... а голове всё спутано! На мгновение засомневалась.
— Безумная девка, — хохочет он, потирая щеку. — Страх есть, а причины нет.
— Я, может, на тебе докажу всем, что могу головы рубить? Какая я тебе девка?
Алукерий фыркает и отступает, решая всё же не спорить.
— Молодец...
Ира, не сдержавшись, улыбается благодарно.
***
Вскоре он уже размешивает кровь из пузырька в большом черпаке с вязкой и тёмной бычьей кровью. А после Алукерий расхаживает по песку, выливая всё это тонкой струйкой себе под ноги, выписывая причудливые символы.
Ирочка стоит в стороне, у высокого дуба. Замка отсюда почти не видно. Не слышно ни голосов людей, ни пения птиц. Только собачий лай вдалеке, что немного нервирует Алукерия.
Он останавливается в центре тёмной пиктограммы, и кровь на песке начинает шипеть. Ввысь поднимается пурпурный пар, и глаза Алукерия начинают светиться жёлтым огнём.
Он застывает статуей, жутковатой... и сексуальной, если можно быть таким в своих узких штанах, поверх которых надето золотое платье его госпожи, с глубоким вырезом и высоким разрезом, доходящим едва ли не до талии.
Алукерий улыбается немного нервно, и на шее его тихо позвякивает драгоценная крупная цепь.
— Надеюсь, госпожа ответит. Надо подождать. Я не знаю, какая именно выстроилась связь.
Глава 20. Приём-приём!
Кирилл расстегивает несколько верхних пуговиц на белоснежной рубашке, удобнее перехватывает букет сиреневых маргариток и звонит в дверь.
Конечно, Ирочка уже не успеет помочь с работой, даже если согласится вернуться. Но из головы не выходит её отказ, да и в целом то, как она себя с ним вела.
Надо разобраться...
Как-то исправить своё положение.
Присмотреться к ней... получше.
Изида открывает дверь. На ней свободная ночнушка, потому что другое не слишком удобно, к уху прижат телефон.
— Подожди, Глеб, у меня