— Какой ещё монетой, что ты несёшь? И это не мои проблемы! Я сейчас охрану вызову, поняла? — и тут он сбавляет тон и холодно усмехается. — За официальную работу свою ты зарплату получишь. Только вычту из неё.
— Так, значит, да?
Изида отступает. Бросилась бы на него, да оторвала кое-что, что в человеке от барана. Но ей ясно, что это всё только усложнит, а потому лишь усмехается:
— Я проклинаю тебя, Каруил Михаловило!
Он не сдерживает смех и шире открывает дверь, бормоча себе под нос: «вот дура же оказалась, дура».
***
Она идёт по узкой дорожке, единственной здесь очищенной от снега.
Прохожие сторонятся её, косо смотрят, думают, наверное, что больна.
Изиде тяжело, жарко, и одновременно с этим холодно из-за колкого ветра, бьющего в покрасневшее лицо.
Сердце ноет в груди, желудок сводит от голода.
Руки сами собой лезут в пакет с едой, который дала ей та старуха. Изида пробует что-то мягкое и липкое, похожее на затвердевшую пену и останавливается посреди дороги, даже не обращая больше внимания на проезжающие мимо вонючие колесницы.
Всё грохочет вокруг, мельтешит, новое тело то и дело даёт сбой, денег, похоже, больше не предвидится... А для Изиды прекращает существовать всё и вся, кроме этой тающей во рту сладости.
Она приходит в себя только тогда, когда в пакете не остаётся ничего. С недоумением смотрит прямо перед собой, боясь пошевелиться и обнаружить, что стала ещё тяжелее, и облизывает выпачканные в креме губы.
— Нет, с этим надо будет что-нибудь сделать... — даёт она себе указание, хотя и надеется, что долго ей терпеть эту тушу на себе не придётся.
И в следующее мгновение Изида понимает, что совершенно не знает, куда ей идти. Что-то подсказывает ей, что она свернула не туда и окончательно заблудилась. Ирочка этой дорогой никогда не ходила.
Но Изида обретает спокойствие, когда взгляд её падает на вывеску с изображением щита и двух скрещенных мечей над дверями какого-то здания.
Она идёт туда, колесницы тормозят и сигналят, но Изида старается не смотреть на них и упрямо продолжает путь.
Она заходит в здание, протискивается по узкому коридору к лестнице, ведущей наверх. Поднимается по ней, с каждой ступенькой вспоминая по проклятию. И оказывается в просторном зале, где странно одетые люди размахивают мечами, разучивая какой-то приём.
— Эй, мамаша, — замечает её один, молодой, внушительных габаритов, мужчина с раскосыми тёмными глазами и светлым хвостиком на затылке. — Дети занимаются этажом выше.
Глава 9. Интерес демона
— Что ты про псов говорил, я прослушала... — тихо признаётся Ирочка, вытирая с губ куриный паштет. Они в трапезной, и только еда по-настоящему может её сейчас успокоить.
Анд сидит напротив и с хрустом отрывает ножку от тушки запечённой индейки, с опаской наблюдая за тем, сколько ест Ира.
— Рыжие псы. Они слуги богини огня. Собаки — добрые животные, полезные. Но не рыжие. Даже видеть их считается дурным знаком, не то, что касаться. Или быть облаянным ими. Или раненым. Лет пятьдесят назад это случилось... — он убирает упавшую на лицо прядь тёмно-красных волос и протягивает Ирине кубок с вином. — Стая рыжих псов спустилась с вулкана, пересекла город, находившийся внизу, а к вечеру произошло извержение. Лава сменила стаю псов, бежала тем же путём, и пепел укрывал собой её путь...
— Подожди-подожди, — прожевав, Ира вытягивает палец и указывает на потолок, — а что если это просто случайность? Хотя да, у вас тут магия... И боги... это типа демоны? Или как в греческой мифологии? Ну то есть... Не знаю, как объяснить.
Анд качает головой и отмахивается от неё, как от ребёнка.
— Нет, демонов ты видела. А боги... это нечто необъяснимое, чистая сила.
— А я, — выходит к ним Алукерий, — не сила, получается? — щёлкает он пальцами, и над ними зажигается зелёный огонёк.
Анд тяжело вздыхает и возводит глаза к потолку.
— Ты нечто среднее между людьми и нечистью. И, к слову, что ты здесь делаешь до сих пор?
Но Алукерий пожимает плечом и смотрит на Ирочку.
На нём сейчас белая полупрозрачная рубашка с пушистым воротником и широкими рукавами, стянутыми розовой лентой на запястьях.
Ирочка заглядывается на него и прикрывает рот ладошкой, странно хихикнув.
— С этой штукой над головой ты был похож на персонажа одной игры... Племяшка моя любит такое, — на этом взгляд её грустнеет, а рука тянется к отбивной. — Всё-таки, всё что-то у вас немного пресное...
— Вот с этим? — Алукерий усмехается, смотрит как-то по-доброму своими блестящими яркими глазами, и снова щёлкает пальцами, заставляя зелёное пламя вернуться и зависнуть в воздухе. — Что за игра? Я много знаю игр.
Это почему-то смущает её, щеки едва заметно алеют, что смотрится как минимум странно...
Иссиня-чёрные, блестящие волосы Изиды сейчас убраны в толстую косу, что Кер видит впервые. Из-за слабеющей в ней демонской силы она кажется более хрупкой. Кожа больше не имеет того сероватого оттенка, что был прежде.
Смотрится странно. Но красиво. И всё же.
— Тело её долго не протянет без хозяйки.
Анд, который всё это время зло наблюдал за их переглядками, меняется в лице и поднимается из-за стола.
— Что? Она может погибнуть?
Сейчас он почему-то кажется ещё более высоким и не таким устрашающим. Волосы цвета красного, жгучего перца, выглядят темнее. От камина по помещению разливаются алые мягкие всполохи. Подбежавший к Анду пёс проводит языком по его ладони. И Анд, не глядя, рассеянно треплет его за ухом.
— А то, — выдыхает Алукерий, — думаешь тело Госпожи вытерпит её долго?
Ведь Изида вечно молодая из-за демонских чар, завязанных на душе, а душа - далеко.
Ира на этом давится едой, заходясь в кашле.
Так странно. Они стоят встревоженные: обманутый демон, которому приходилось быть слугой и враг, собирающийся отнять у Изиды власть, или, по меньшей мере, разделить её, что, впрочем, для неё одно и то же. Стоят, сверлят друг друга задумчивыми взглядами и ищут решение.
Догадывается ли Тёмная Госпожа, что дома её... ждут?
— А ты, у вас ведь с ней был договор? — Анд надеется узнать подробности. — Тебе... Говори правду, тебе выгодно её возвращение или нет?! Ваша связь может помочь? — он выглядит так, будто вот-вот схватит Алукерия и вытрясет из