Но за этим стояла своя история – та самая, которую мать крайне неохотно рассказывала. Она лишь однажды заговорила о своей сестре, королеве Хуане, сказав только то, что бедняжку из-за болезни заточили в монастырь.
Девочку просветил не кто иной, как Реджинальд Поул, сын леди Солсбери, любимой воспитательницы Марии. Реджинальд был умным парнем, который, казалось, знал все на свете, впрочем так оно и было, поскольку король оплатил ему очень хорошее образование. Мария обожала Реджинальда и буквально смотрела ему в рот. И на ее памяти так было всегда: она относилась к нему как к старшему брату. Однажды после окончания занятий он придвинул стул к ее письменному столу, и они стали говорить о Христофоре Колумбе, который под патронажем Фердинанда и Изабеллы открыл Новый Свет, а когда перешли к последним событиям, Реджинальд объяснил, что королева Хуана должна была править Испанией, но из-за своего безумия не смогла этого сделать.
– Безумия? – ужаснувшись, эхом повторила за ним Мария.
Однако Реджинальд явно не желал вдаваться в подробности.
– Боюсь, я и так сказал больше, чем следовало, миледи принцесса. Я думал, вы знаете правду.
– Я знаю отнюдь не все, – слукавила Мария, хорошо понимая, что потом придется признаться во лжи.
– Тогда вам должно быть известно, что королеву Хуану заточили в монастырь и управление взял в свои руки ее сын Карл.
– Но что такого ужасного она сделала? И как о ее сумасшествии узнали люди?
– По ее поведению. У королевы Хуаны умер муж Филипп Красивый, которого она боготворила. Смерть супруга подкосила бедную женщину. Несколько месяцев она не разрешала хоронить его тело. Пришлось силой оторвать ее от покойника, – вогнав Марию в дрожь, сказал Реджинальд, а затем добавил: – Мать королевы Изабеллы тоже была безумной.
– Нет, она отнюдь не была сумасшедшей! – ошеломленно воскликнула Мария, и в разговоре повисла неловкая пауза.
– В испанской королевской семье все сумасшедшие, – усмехнулся Реджинальд, и по озорным искоркам в его глазах Мария поняла, что он ее дразнит. – Берегитесь, миледи принцесса. Как бы и вам тоже не стать жертвой проклятия!
Девочка швырнула в него подушку и погналась за ним по классной комнате, но тут появился доктор Фетерстон, наставник Марии. Он выгнал Реджинальда, попеняв на неприличное поведение в присутствии драгоценной подопечной доктора.
* * *
– У вас скоро урок музыки, – сказала мать, заправляя выбившуюся рыжую прядь волос дочери под ее бархатный чепец. – Ну а после урока поиграете для меня. Обожаю слушать вашу игру.
– А его величество там будет? – соскользнув с сиденья возле окна, спросила Мария, больше всего на свете желавшая получить одобрение отца.
– Надеюсь, он посетит нас сегодня перед всенощной, – с печалью в голосе произнесла мать.
Король был очень занят, поскольку на нем лежало бремя забот о стране. К счастью, ему помогал крестный отец Марии кардинал Уолси. Но если отец зачастую являлся некой отсутствующей фигурой, то любящая мать всегда находилась рядом с дочерью, которая не мыслила без нее своего будущего.
Мария сделала реверанс и танцующей походкой отправилась на урок музыки. Она целый час разучивала на вёрджинеле новую песенку, после чего прибежала в покои королевы продемонстрировать ей свои достижения.
– Вам следует ходить степенно! – мягко одернула ее мать. – Леди не пристало бегать.
Присев в реверансе, Мария поставила вёрджинел на стол и уже собралась было исполнить новую песенку, но тут дверь отворилась и было объявлено о прибытии короля. А вот и он сам – ее прославленный отец, в ослепительном сиянии драгоценных камней. Король оторвал дочь от пола, не дав ей сделать реверанс, и закружил:
– Ну и как поживает сегодня моя маленькая принцесса?
– Я счастлива видеть вас, сир! – воскликнула она, с жаром целуя отца.
До чего же он красивый, до чего же энергичный! Если мать являлась воплощением кротости и покоя, то отец олицетворял удовольствие и восторг. Он был одним из самых могущественных королей в мире и заставлял всех плясать под свою дудку. На свете не было короля популярнее и любимее его.
Он поставил дочь на пол и, поцеловав королеву, сел рядом с ней, чтобы послушать игру дочери на вёрджинеле. И когда отзвучала последняя нота, гордые родители разразились дружными аплодисментами. Мария улыбалась отцу и матери, греясь в лучах их любви, в которой она ни секунды не сомневалась. Все остальные удовлетворяли ее ежедневные потребности и прислуживали ей так, как и подобает прислуживать принцессе. Первой воспитательницей Марии была леди Калторп, затем была леди Брайан, потом – дорогая леди Солсбери, но для Марии центром мироздания всегда были родители. Отец, любивший демонстрировать дочь знатным гостям, обычно брал ее на руки и горделиво обходил присутствующих. По словами матери, Мария с самого раннего детства при виде отца начинала подскакивать на коленях у няньки. И как только девочка усвоила основные правила хорошего тона, ей разрешили участвовать в устраиваемых при дворе празднествах и торжествах. В четыре года она уже принимала зарубежных послов и играла им на вёрджинеле.
– Потанцуйте для нас, дитя, – попросил отец, а когда она станцевала павану под аккомпанемент матери на лютне, воскликнул: – Отлично! Вы кружитесь так плавно, что никто не способен с вами сравниться. Да, Кейт?
И Мария расцвела от его похвалы.
* * *
Она ждала отца на следующий день, но он не пришел. Прошла неделя, а он так и не появился. Мария чувствовала, что мать тоже расстроена, однако та никогда не критиковала мужа и не жаловалась, так как очень его любила. Екатерина находила утешение в общении с дочерью и в молитве. Королева, для которой вера была путеводной звездой и основным жизненным принципом, не только сама могла часами стоять на коленях в часовне, но и старалась привить дочери самозабвенную любовь к Всевышнему и подлинное благочестие. Марии нравилось посещать часовню, нравились религиозные обряды, а еще красочные витражи, усыпанные самоцветами статуи святых, каменная Мадонна, с ее безмятежным ликом, алтарный крест с драгоценными камнями. Марию завораживала таинственная аура церковной службы, она задерживала дыхание, когда гостия загадочным образом превращалась в Тело Христово, и принимала Святые Дары с благоговейным страхом. Девочка любила проводить бесценные часы благочестия с обожаемой матерью и чувствовала себя еще счастливее только тогда, когда к ним присоединялся отец и для королевской семьи звучали неземные голоса певчих Королевской часовни.
Мать постоянно внушала дочери, что она особенная девочка, к тому же очень счастливая,