Черепанов дёрнул меня за рукав.
Я обернулся.
— Пойдёшь? — спросил он.
— На физику?
— На какую физику? В раздевалку. К этим…
Лёша кивнул в сторону Ермолаевых.
— … Из одиннадцатого «Б».
Я ответил:
— Схожу, конечно. Пообщаюсь с парнями.
Черепанов шумно вздохнул.
— С тобой пойду, — заявил он.
Я хлопнул его по плечу.
Сказал:
— Ты не о том думаешь, Лёша.
Указал пальцем на спины Ермолаевых.
— Эти товарищи не стоят твоего внимания, — сказал я. — Думай о важном.
— О чём?
— О глазах нашей старосты, конечно. Иди за мной.
Я развернулся и зашагал в класс. Слышал, как шаркнул по полу подошвами поспешивший за мной Черепанов.
В классе я первым делом взглянул на намывавшую доску дежурную. Посмотрел на пустовавший сейчас учительский стул. И лишь после этого обратил своё внимание на Надю Степанову, когда уже вплотную подошёл к её парте. Степанова тоже меня увидела — запрокинула голову. Я улыбнулся. Потому что её глаза сейчас (в свете ламп) сверкали подобно драгоценным камням.
— Fräulein Надя, — сказал я, — ты сегодня прекрасно выглядишь. Впрочем, как и всегда.
Степанова неуверенно улыбнулась — будто заподозрила в моих словах подвох.
— Спасибо, — сказала она. — Ты… тоже.
— Подскажи-ка нам, Наденька, какое у тебя отчество?
Степанова растеряно моргнула. Она заглянула в глаза мне. Затем переместила взгляд на сопевшего в шаге позади меня Черепанова.
— Мальчики, а… зачем вам это?
Я поднял руки и заявил:
— Ничего криминального, Наденька. Не переживай. Мы с Алексеем Михайловичам поспорили…
Я развернулся, положил руку на плечо хмурившему от смущения брови Черепанову.
— … Кто правильно угадает твоё отчество.
Я улыбнулся и попросил:
— Разреши наш спор, Надежда. Докажи, что интуиция гениальных математиков ничем не лучше, чем интуиция простых смертных.
Степанова перевела свой взгляд с моего лица на лицо Алексея — безошибочно определила, кто из нас тот самый «гениальный математик».
— Ивановна, — сказала она.
Я резко вскинул руки, переспросил:
— Ты не обманываешь?
Степанова покачала головой.
— Нет. Я — Надежда Ивановна Степановна.
Она снова взглянула на Лёшу, поинтересовалась:
— Кто из вас угадал?
Я покачал головой и заявил:
— Победила математика, разумеется. Мне казалось, что ты Надежда Петровна.
Надя снова улыбнулась и покачала головой.
— Нет. Надежда Петровна — это Надя Веретенникова.
Я снова хлопнул Черепанова по плечу и сказал:
— Наслаждайся победой, математик.
Я поблагодарил Надю и пошёл к своей парте. Уселся на лавку — рядом со мной примостился Алексей.
— Зачем тебе её отчество? — шёпотом спросил он.
— Чтобы ты снова рассмотрел её глаза, — ответил я.
У нас над головами продребезжал звонок.
Мы снова поднялись на ноги, потому что в класс вошла Лидия Николаевна.
— Guten Morgen, Jungs! — сказала учительница немецкого языка.
— Guten Morgen, Лидия Николаевна! — ответили мы хором.
* * *
— … Wir sind froh, dass wir in Frieden leben können… — говорила Лидия Николаевна.
(…Мы счастливы, что можем жить в мире…)
«Эмма, найди мне информацию о Надежде Ивановне Степановой, окончившей в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году сорок восьмую школу в городе Кировозаводск».
«Господин Шульц, Надежда Ивановна Степанова родилась…»
— … Wir wissen aber, wie teuer unser glückliches Leben erkämpft werden ist… — вещала учительница.
(…Но мы знаем, как дорого обошлось завоевание нашей счастливой жизни…)
Я вполуха слушал рассказ Лидии Николаевны — основное внимание сосредоточил на той информации, которую мне приятным и привычным голосом озвучивала моя виртуальная помощница.
Эмма сообщила, что в известном мне будущем Надя-маленькая окончила школу с золотой медалью. Поступила в Кировозаводский государственный университет на физико-технологический факультет. Окончила обучение с красным дипломом. Отучилась в аспирантуре. Работала в Кировозаводском университете на кафедре реакторных материалов и физических технологий. В двухтысячном году стала заведующей кафедрой. Трудилась в этой должности до выхода на пенсию.
«Заведующая кафедрой реакторных материалов и физических технологий», — мысленно повторил я.
Посмотрел на затылок Нади Степановой.
«А на вид и не скажешь. Обычная девчонка. С красивыми глазами».
* * *
После урока я не задержался в классе — в сопровождении Лёши Черепанова пошёл к спортивному залу. Ещё из вестибюля я увидел, что в коридоре около окон (напротив входа в раздевалку) нас дожидалась троица актёров из одиннадцатого «Б» класса. Сергей и Семён Ермолаевы о чём-то рассказывали своему хмурому приятелю (будто два тренера перед боксёрским поединком). Тюляев следил за нашим приближением, скрестив на груди руки. Кивал в ответ на слова приятелей. Не спускал глаз с моего лица.
— Вася, не забывай: Тюлин батя — начальник нашего отделения милиции, — напомнил мне Черепанов. — Ты это… поосторожнее. Ладно?
Я кивнул и заверил Алексея, что «всё будет хорошо».
Мы подошли к одиннадцатиклассникам.
Ермолаевы замолчали, оценивающе оглядели меня с ног до головы. Геннадий смотрел мне в глаза, будто на дуэли взглядов перед бойцовским поединком.
— Пописать не забыл, москвич? — спросил Ермолаев в сером свитере. — Нето намочишь свои модные штаны.
— Будешь вонять на уроке, — добавил его брат.
— Как бы вам вонять не пришлось! — воинственно заявил Черепанов.
Я заметил, как он сжал в руке ручку портфеля — будто готовился к бою.
— Помолчи, Черепушка! — хором ответили Лёше Ермолаевы.
Я шагнул к Тюляеву — тот вытянулся, но его глаза всё же остались на пару сантиметров ниже моих.
Геннадий сжал челюсти.
— Ну, и? — сказал я. — Что дальше?
Не мигая, смотрел Геннадию в глаза.
Тот скривил губы (и усы), процедил сквозь стиснутые губы:
— Поговорим?
— Если ты настаиваешь, — ответил я.
— Настаиваю.
— Тут?
Тюляев мотнул головой — указал на чуть приоткрытую дверь.
— В раздевалке, — сказал он.
— Давай. Пока перемена не закончилась.
Я вручил Черепанову свой портфель.
Сказал ему:
— Жди здесь.
Тюляев распахнул дверь, жестом пригласил меня в раздевалку. Я прошёл туда первый, вдохнул ароматы грязных носков. Не задерживаясь, прошёл почти до двери в спортивный зал, остановился в трёх шагах от неё. Обернулся. Увидел, как Тюляев снял с себя пиджак, повесил его на вешалку. Гена демонстративно засучил рукава рубахи, медленно двинулся на меня; будто бы считал, что «давит» мне на нервы. Я улыбнулся, пошёл ему навстречу.
Примерно в середине комнаты мы встретились. Замерли в двух шагах друг от друга.
— Никаких жалоб