Вытер о свитер на животе ладони.
Иришка хлопнула в ладоши, улыбнулась.
— Я тоже вас с удовольствием послушаю, — сообщила она. — Я вчера весь вечер об этих медведях мысленно напевала. А ночью они мне даже приснились.
* * *
После ужина родители Лукиной пошли на прогулку.
Иришка традиционно отправилась мыть посуду. Черепанов рассматривал суетившихся в аквариуме рыб. Я бренчал на пианино — вспоминал очередную мелодию.
Лёша повернул в мою сторону лицо и поинтересовался:
— Что это за музыка? Что-то знакомое.
Я пожал плечами.
— Так… песня пришла на ум. Патриотическая. Для показа Лене Зосимовой. Перед сном запишу её ноты. Завтра потренируешься.
Алексей отошёл от аквариума, остановился рядом с пианино.
Он посмотрел на мои пальцы, что суетились над клавишами, и спросил:
— Вася, а тебе действительно не нравится Света Клубничкина?
Я опустил руки — пианино громко брякнуло. Мне показалось, что этот звук прекрасно ответил за меня.
Я поднял лицо, встретился взглядом с глазами Черепанова — те смотрели на меня серьёзно, выжидающе и чуть настороженно. Я опустил клап (спрятал под ним клавиши пианино). Крутанулся на стуле (оно устало скрипнуло).
— Мой ответ зависит от того, какой смысл ты вкладываешь в слово «нравится», — произнёс я. — Клубничкина симпатичная девчонка, если ты это имел в виду. У неё смазливое лицо, неплохая фигура. Ровные зубы. Что ещё тебе сказать?
Черепанов мотнул головой.
— Я имел в виду не это, — ответил он. — Я спросил… эээ…
— Нравится ли она мне, как женщина?
— Ну… да… наверное.
Я пожал плечами.
— Не совру, если скажу: в этом плане она представляет для меня интерес. Мне нравятся женщины. Особенно, красивые женщины. Если рассматривать чисто внешне, то Света Клубничкина вполне соответствует моим запросам.
— Вася, ты же сказал…
— Я сказал, что мне она и даром не нужна. Разве не так? Повторяю тебе снова: Света Клубничкина мне не нужна ни как женщина, ни как подруга — вообще никак не нужна. Ты это хотел услышать?
— Но ты же говоришь…
Я вздохнул, погладил ладонями полировку на клавиатурной крышке пианино.
— Лёша, я помню, что говорил. Мои утверждения не противоречат друг другу. Вот скажи, что тебе нравится в Клубничкиной? Грудь второго размера? Стройные ноги? Голливудская улыбка? Или её зелёные глаза?
— Я…
— Лёша, открой глаза. Такие грудь, ноги и улыбка у каждой второй старшеклассницы в нашей школе. Лет через пять многие из них нарастят грудь и таллию, испортят зубы. Но пока… конкуренток у Клубничкиной предостаточно.
— Она…
Я снова перебил Алексея.
— А что касается красивых глаз, — сказал я. — Ты видел глаза Лены Зосимовой? Или глаза нашей старосты, Нади Степановой? Обрати внимание на Надины глаза. Рекомендую. Они ярко-зелёные. Как художник, ты их оценишь.
— Причём здесь Степанова? — спросил Алексей. — Мы говорим сейчас о Клубничкиной.
Я кивнул.
— Говорим. Я лишь привёл тебе пару примеров в доказательство того, что у Светы не самая выдающаяся внешность. Она лишь показывает её нам в выгодном свете. Актриса, что тут ещё скажешь. Не бездарна — признаю.
— Тогда почему…
— Актрисы хороши в кино, — сказал я, — или на сцене театра. Вот пусть они там и сверкают. Мы, Лёша, будем ими любоваться из зала, купать их в овациях. Быть может, и цветы подарим. Почему бы и нет? Подарим. Когда-нибудь.
Черепанов кивнул и произнёс:
— Не понимаю. Тогда… что тебе в ней не нравится?
— Ооо! — протянул я.
Улыбнулся.
— Ответь мне на вопрос, Лёша. Ты представляешь, чем занимаются мужчина и женщина, когда ложатся вместе в постель? Если, конечно, они не провели в этой постели вдвоём уже полжизни. Я имею в виду все эти истории о пестиках и тычинках, о…
— Представляю.
— Прекрасно. Тогда представь себе, Лёша, что ты и Клубничкина лежите в одной кровати. Не сомневаюсь, что беседа о тычинках в вашем исполнении получится интересной. Но она не продлится вечно. Будь ты даже натренирован, как те космонавты.
Щёки и уши Черепанова снова порозовели.
— Лежите вы, значит, — продолжил я, — трётесь друг о друга плечами. Тема тычинок исчерпана. Пестики устали. Спасть ты ещё не захотел. Свету Клубничкину после твоей прекрасной работы пестиком переполняют эмоции. Она выплёскивает их на тебя: льёт тебе в уши весь тот ворох информации, который мы выслушали сегодня в кафе.
Алексей резко вдохнул.
Но промолчал — повиновался моему жесту.
— Подожди с возражениями, Лёша, — сказал я. — Дослушай. Пестики и тычинки будут перевешивать все прочие аспекты ваших отношений только на первых порах. Месяца три-четыре, судя по моему опыту. Затем новизна этих упражнений схлынет. Ты вспомнишь, что ночью все кошки серые. А темы Светиных ночных монологов не изменятся.
Я развёл руками.
Спросил:
— Тебе нравятся разговоры о космосе? Прекрасно. Вот только ей до этого нет дела. Разве ты не заметил это сегодня? Она человек творческий и эмоциональный. Ей для интересной беседы нужны лишь твои уши. И это было бы неплохо, если бы тебя тоже волновали темы театра, поиска вдохновения и система Станиславского.
— Мне интересно…
— Брось.
Я махнул рукой.
— Лёша, тебе интересны её тычинки. Сейчас. Пока ты их ещё не нанюхался. Но всё изменится уже после полугода вашей совместной жизни. Если она к тому времени не отыщет для своих рассказов новые уши. Или если ты не сбежишь к другой женщине: к той, кто побеседует с тобой о космосе, о космических кораблях и о подвигах космонавтов.
— Не сбегу.
Я пожал плечами.
— Как скажешь. Но ведь ты меня спрашивал не об этом. Я честно тебе говорю: я сейчас сбегаю от Светы Клубничкиной заранее. Поэтому в охоте на неё конкуренцию тебе не составлю. Но всё же настойчиво тебе советую: оглянись вокруг. Посмотри, как много вокруг симпатичных девчонок. Среди них встречаются даже такие, которые разделяют твоё увлечение космосом.
Черепанов недоверчиво хмыкнул.
— Послушай мой совет, Лёша: посмотри на глаза Нади Степановой, — сказал я. — Ты приятно удивишься.
Я снова поднял клап, провёл рукой по клавишам.
Сыграл вступление и пропел:
— Эти глаза напротив — калейдоскоп огней! Эти глаза напротив — ярче и всё теплей…
* * *
Вечером я уселся за письменный стол, придвинул к себе листы из нотной тетради.
Пробормотал:
— Что ж, приступим.
«Эмма, найди-ка мне