Легкий ветер обдувал ноги, желтоватая луна вступила в свое правление. В небе мерцала прекрасная Биг Берша. Я улыбался.
Когда уютный вечер подошел к концу, все начали расходиться по палаткам, и берберы потушили костер, я отправился на ночную прогулку.
Уже не первый год я путешествую один, и за это время кое-что понял. Когда любуешься прекрасным, впитываешь волшебство момента, постигаешь его, нужно быть одному. Такие мгновения любят безмолвие. Когда ты один, лучше видишь, тоньше чувствуешь, глубже погружаешься в момент.
Воздух стал прохладным, но еще теплый песок, рассыпаясь под ногами, приятно согревал стопы. Недалеко от лагеря я наткнулся на верблюдов, которые просто лежали на песке, чем-то чавкая. Их не привязывали, как лошадей, а согнутый в колене сустав переднего копыта перевязывали веревкой – так животные не могли уйти из лагеря и вынуждены были оставаться на месте.
Взобравшись на дюну, расположенную в некотором отдалении, я лег на песок и устремил взгляд в звездное небо. В ушах стояла звенящая тишина, какую не услышишь в городе. Лишь легкий ветерок разбрасывал мелкие песчинки, словно бисер, издающий волшебный шелест. Я смотрел в небо и пытался осознать, что нахожусь в пустыне Сахаре. С детства, когда смотрел мультик «Аладдин» и читал «Маленького принца», я мечтал о ней. Но тогда эти мечты были метафизическими. А сейчас…
Сейчас я лежал на дюне и ладонями гладил теплый песок в пустыне, за тысячи километров от дома, на краю африканского континента, внутри совсем другого мира. И главное, это было реально: я находился в самой безжизненной пустыне мира. В таких местах осознание бесконечности более осязаемо. Насколько вообще можно ощущать подобные вещи.
Хотелось просто лежать, наслаждаться моментом и слушать тишину.
Когда я пришел в палатку и уложил голову на подушку, часы показывали 1:45. Я моментально уснул. Яркие эмоции энергозатратны. Марокканские сюжеты возникали перед глазами: дороги, верблюды, люди… А затем яркая световая вспышка залила все ярким белым светом. Затем звездная бесконечность пронеслась перед глазами. Пространство стремительно двигалось к одной точке, оставляя длинные полосы, и, сужаясь, ускорялось к центру… И в один миг схлопнулось в маленькой точке. Ноль. Тишина. Пустота.
Пищание будильника вернуло меня в реальность. Телефон показывал четыре утра. В соседней комнате кто-то из ребят со вздохом перевернулся, и снова послышалось тихое сопение. Ранние подъемы занимают законное место в лидирующей группе моего «списка ненависти», но это утро было особенным – не каждый раз просыпаешься в Сахаре. Так что я с воодушевлением поднялся с кровати, надел джеллабу, взял фотоаппарат и снова отправился на вершину дюны.
Утро в пустыне было прохладным. Песок, успевший остыть за ночь, теперь освежал и холодил стопы.
Я уселся на вершине, пытаясь разбудить сонное тело, и направил взгляд к востоку. Через несколько минут началась магия. Прямо из-за дюн медленно поднималось солнце, озаряя все вокруг волшебным светом. Песок в его утренних лучах становился красно-оранжевым – пустыня в эти минуты горела рассветным огнем. Солнце заряжало энергией все вокруг. Я нашел ответ на свой недавний вопрос: «Лучше заката в пустыне может быть рассвет в пустыне».
Рассвет в пустыне – это что-то невероятное, магическое, будоражащее сознание. Он показывает, что тепло и свет способны пробудить жизнь даже в мертвом, на первый взгляд, мире.
Когда стало светло, на далеких дюнах я заметил еще несколько людей, встречающих рассвет вместе со мной. А затем ощутил легкое прикосновение к моей руке. По ней ползла букашка. На песке я заметил еще несколько букашек, спешивших по своим делам; они оставляли еле заметные полосы мелких следов на песке. Пустыня проснулась. Наступал новый день, новая маленькая жизнь.
Вскоре проснулся и наш лагерь. Из шатра вышла Катя с зубной щеткой и пастой, помахала мне рукой и отправилась к душу. Я вернулся, умылся и зашел в столовый шатер на завтрак. Нас угощали йогуртом, яйцами вкрутую, знаменитыми блинами «тысяча дырочек» с джемом и маслом, кофе и мятным чаем. Внутри меня роились странные чувства. С одной стороны, хотелось скорее отправиться к новым городам и новым эмоциях, с другой – еще хоть немного задержаться в Сахаре и напитаться ее энергией.
Но все же мы сели в джип и поехали назад в Мерзугу, к нашей машине. За рулем сидел усатый бербер в джинсах и рубашке. Национальное представление закончилось, и началась обычная жизнь. Я смотрел в окно и удивлялся, как сильно изменился цвет песка в утреннем свете. Теперь он был бледно-золотистого оттенка, немного приближаясь к зеленому. Прошло всего пару часов, а песок уже другой. Невероятно.
Мы загрузились в нашу машину и отправились в путь.
Серая трасса вела нас к знаменитому Марракешу[9], уходя прямой линией к горизонту, а в зеркале заднего вида сияли пески пленительной Сахары. Мы уезжали все дальше и дальше, оставляя пустыню позади. Но я знал уже наверняка: Сахара будет со мной, она навсегда поселилась в моем сердце.
Марракеш
Терракотовый город, еще недавно вдалеке сияющий в алом закатном свете, медленно и планомерно двигался навстречу. Будто это не мы ехали к нему, а он, расползаясь, поглощал нас. На маленькой черной машине, словно на лодке, мы плавно вплывали в его лоно.
Степа с Катей высадили меня рядом с большой мечетью, неподалеку от которой я снял место в риаде, а сами уехали в отель. Мы решили разделиться, пожить какое-то время каждый своей жизнью путешественника, чтобы встретиться через несколько дней и отправиться к последней совместной точке на нашей карте.
Марракеш напоминал большой рынок. Повсюду торговые лавки, шум и рыночная суета. Он поражал меня разнообразием товаров и услуг, переплетением запахов и красок. Здесь на дорогах встречались чумазые пешеходы, рабочие с повозками, дорогие иномарки и лошадиные колесницы, обрамленные золотой лепниной. Рядом с большими красивыми домами жили старые разрушающиеся лачуги, тут же располагались торговые лавки.
Марракеш пестрил красками, он был ярким и разноцветным. Фасады домов, оттенки растений, цветов, интерьеров и одежды местных жителей будто вобрали в себя всю