Услышав мои слова, Симеон сразу потух — видимо, ему очень было интересно знать, что же мне такого привиделось на могиле царицы, но добиваться ответа от меня он не мог.
— Вот как, царевич… — сказал он неторопливо. — И всё же, не могу не спросить: о чем же было это видение?
Я мысленно улыбнулся.
— О будущем, отче. Всего лишь о будущем.
[1] Если не вдаваться в частности, то первые вакцинации в XVIII века именно так и проводили — ножом вскрывали оспенные пузырьки на вымени и тем же ножом делали надрез на коже человека. Тогда более распространенным был способ передачи болезни от тех, кто уже переболел и выздоровел — подопытных, например, заворачивали в простыни, пропитанные потом больных, они заражались, но болезнь протекала значительно легче. Смертность при этом способе (он называется вариоляция) составляла 2%, по тем временам это считалось допустимым. Вакцинацию от коров придумал в 1796 году английский врач Эдвард Дженнер, который потом положил жизнь, чтобы доказать успешность своего метода. Но поголовную вакцинацию в Европе (и в России тоже) ввели уже в начале XIX века.
[2] Если вам интересен способ решения, то нужно все возы привести к шести месяцам, как ближайшему числу, которое делится на 1, 2 и 3 нацело. Получится, что скот за полгода сожрет 11 возов, что и дает на один воз — 6/11 месяца.
Глава 3
Как царь с сыном
Царь ворвался в мои палаты где-то часа через два — скорее всего, это было даже весьма оперативно по местным меркам. Наверное, я должен был сразу пойти к нему, но вспомнил, что у него сейчас заседание чего-то типа комиссии по новгородским делам, поэтому лишь передал через стольника просьбу сообщить, когда «отец» освободится, а сам отправился в свои покои на третьем этаже. Правда, я был уверен, что Симеон не успокоится, доберется до царя самолично и передаст ему сказанные мной слова о «видении». Видимо, так и было — слова Алексея Михайловича не оставляли в этом никаких сомнений.
— Сын! — проревел Алексей Михайлович на всю Ивановскую. — Сын! Иди сюда!! О чем мне талдычит этот книжник? Это правда⁈
Разумеется, я подбежал, склонился в поклоне и, не поднимая головы, пробормотал:
— Не могу знать, государь, — я по-прежнему стоял, уставившись в пол. — Я же не слышал, что именно он говорил.
Царь внезапно сделал пару шагов вперед, отбросил свой посох, который с глухим стуком грохнулся на пол — и был тут же подхвачен Ерёмкой, — схватил меня за плечи и с силой притянул к себе.
— Алёшка! Отвечай, когда родитель тебя спрашивает!!
В таком положении особенно не повозмущаешься — Алексей Михайлович совсем не походил на царя Тишайшего, в его руках была серьезная сила, а на поясе висел длинный кинжал, который в любой момент мог быть пущен в дело. Впрочем, он, наверное, и без оружия справился бы с моим нынешним тщедушным телом, которое пока набирало мышечную массу, да и вообще — «чем тебя породил, тем и убью», как говорил один литературный герой, живший, кстати, не так и давно.
— Государь… батюшка… если речь о Симеоне и видении на могиле матушки, то я всё расскажу, только поставь меня…
Царь вдруг послушался. Оставил мои плечи в покое, отступил на шаг и чуть вытянул шею, чтобы впиться в меня своими черными глазами.
— Говори! — приказал он.
— Да, государь… только… Ерёмка! — крикнул я. — Отдай государю посох — и вон отсюда! Дверь в покои прикрой и стой с другой стороны. Если Иваны придут, пусть тоже помогают. Никого сюда не пущать!
Царь одобрительно качнул головой и немного расслабился. Он даже с видимым удовольствием принял у испуганного мальчишки свой посох и проводил того взглядом — впрочем, возможно, он просто не доверял слуге и хотел лично убедиться, что дверь будет закрыта плотно. Но меня и это не устроило.
Покои царевича состояли из нескольких комнат. Небольшие сени, в которые можно было попасть с внешнего яруса — через эти двери и ворвался ко мне царь, — вели в помещение вроде прихожей, где можно было снять верхнюю одежду и даже поесть. Тут имелся стол, были лавки и стояла кадка с водой. Именно тут я и ждал прихода отца своего Алексея.
А дальше была целая анфилада из трех комнат; царевич спал в дальней, в следующей обычно ночевал Ерёмка и там же хранились запасы царевичевых платьев. А самая ближняя к прихожей выполняла функцию рабочего кабинета. Тут имелся стол, подобие библиотеки, запас бумаги и чернил с перьями, хранились какие-то записи, сделанные Алексеем во время различных диспутов и заседаний Боярской думы. Оружие лежало тут же — вполне боевое, от сабли и изогнутого степного лука с запасом стрел до небольшой пищали малого калибра, которая могла бы заменить собой пушчонку моего времени. В общем, помесь арсенала и рабочего места.
Я прикрыл дверь в сени, а потом пригласил царя пройти дальше, в этот самый арсенал. Он недовольно покрутил головой, но повиновался.
— Что-то ты тянешь, сын… — недовольно сказал он. — Говорить не хочешь?
Я пропустил его вперед, закрыл и эту дверь, а потом повернул в ней массивный ключ, который небрежно бросил на стол, прямо на пачку бумаг.
— Нет, батюшка, всего лишь опасаюсь, что слова мои не в те уши попадут, для которых предназначены, — ответил я. — Но здесь, надеюсь, меня никто не услышит, кроме тебя.
— Такая серьезная тайна тебе досталась?
Я кивнул.
— Садись, государь, — предложил я, показывая на единственный во всех покоях стул, похожий на трон.
Возможно, когда-то этот стул принадлежал самому Алексею Михайловичу — в царском дворце ничего не выбрасывали, а передавали по старшинству. Он снова покрутил головой, но повиновался и привычно, обыденно, сел, откинувшись на неудобную прямую спинку и вытянув ноги.
Я присел на краешек стоявшей рядом лавки и тихо сказал:
— Государь, видение мне было о будущем…
Он с недоумением посмотрел на меня, а потом рассмеялся.
— Алексей! Переходи к делу, иначе этот посох я использую по назначению. Про видение мне Симеон сказал.
— Я и не сомневался,