— Что случилось, Григорий Иванович? — спросил я, подходя к десятнику.
После астраханской разведки и задержания Разина прямо на виду всей его ватаги я проникся к Попову уважением, а заодно понял, почему в штатном расписании государства Российского сейчас нет никакой секретной службы — её надежно спрятали под невзрачным названием Стремянного приказа. В общем, у царя под рукой имелся своего рода спецназ, который предназначен для выполнения различных щекотливых миссий. Кстати, остальные стрельцы в поведении стремянных ничего необычного не увидели — мол, они для того и предназначены, чтобы вязать царских врагов. А вот меня больше впечатлила именно астраханская история.
Вместо ответа Попов протянул широкую ладонь, на которой лежало несколько неровных параллелепипедов желтого метала.
— Золото? — спросил я.
— Да, оно. Только это не персидское, это из самородного сделали. Надо бы спросить, где самородки взяли, у персов их точно быть не может.
— Здесь сколько? — я осторожно взял один из слитков и взвесил — совсем легкий, но учитывая размеры…
— Каждый золотников по десять, не больше, точнее не скажу без весов, — ответил Попов. — У атамана за поясом кошель был, там таких же ещё с десяток.
Золотник — это около четырех грамм, так что один слиток был весом с рубль, только золотой. Попов держал пять слитков, ещё десять было у Разина — всего шесть сотен грамм золота неизвестной чистоты, но явно загадочного происхождения.
— Думаешь, нашли месторождение казачки, Григорий Иванович? — спросил Трубецкой, который смотрел на кусочки желтого металла с непонятной мне тревогой.
Тот усмехнулся.
— Или так, или нашли того, кто на россыпь наткнулся, — сказал он. — Розыск производить надо, и до того, как из Астрахани гости появятся. Вдруг не только атаман знает, откуда это… Если там столько было, то и ещё должно быть, да не мало, а как бы на пуды счет не шел.
Вот тут я понял чувства князя. Если где-то в местах обитания казаков имеется золотой рудник, Алексей Михайлович сделает всё, что в его силах, чтобы «отжать» эту территорию под своё управление, а заодно насытит эту территорию толпами верных людей, которые не будут сбагривать ценный металл налево.
Я смутно вспомнил, что где-то читал — золотые россыпи часто сопровождаются ещё и серебряными рудами. То есть этот будущий рудник мог серьезно помочь России свести концы с концами, а то и в плюсе остаться. Хотя, конечно, вряд ли дойдет до золотых пистолей в обиходе, как в благословенной Франции или в не менее благословенной Испании. Но можно установить золотой стандарт на тридцать лет раньше, чем было в реальной истории, заодно ввести нормальную денежную систему с золотыми и серебряными рублями и медными копейками. [1]
Но для этого надо было добиться от Разина нужных ответов. Я посмотрел на Попова, который чего-то ждал.
— Что, Григорий Иванович? — спросил я.
— Так ведь, царевич, повеление нужно, чтобы разбойника спрашивать, — объяснил он.
Я начал немного понимать, что ожидает Разина. Вряд ли после общения с этим стрельцом он сможет самостоятельно ходить в туалет, если вообще выживет. С другой стороны, казачий атаман должен был жить, у меня к нему много вопросов имелось. К тому же с него станется выдумать что-либо, чтобы погонять нас по нынешнему глобусу. Я ставил на некую речку, на которой сейчас толком никто не живет.
— Будет повеление, Григорий Иванович, — кивнул я. — Понимаю, что на кону. Только не до смерти спрашивай, от него многие ответы нужны.
Попов оскабился.
— Конечно, царевич, разве мы без понятия? Всё обставим в лучшем виде, — пообещал он. — Только о струге надо бы распорядиться… и с полсотни стрельцов… Это чтобы атамана до Москвы довезти в целости и сохранности. Как бы дружки его отбить не попробовали.
Это я тоже пообещал.
* * *
Я какое-то время колебался, стоит ли мне лично присутствовать на допросе Разина, но потом Трубецкой испросил у меня разрешение — и я понял, что никогда себе не прощу, если атамана будут спрашивать без меня. Так мы и пришли в местную холодную — утопленный в землю сруб, который бывший царицынский воевода использовал для наказания подчиненных.
Разин сидел на голой земле, прикованный за руки, ноги и пояс железными кандалами. Голову ему перевязали — видимо, бердыш всё же нанес серьезную рану, но в целом он выглядел вполне сносно и на нашу делегацию посмотрел сурово и даже рыкнул что-то неразборчивое.
Нас действительно было много — Попов с двумя подручными, один из которых исполнял обязанности писца, Трубецкой и я. Для небольшого помещения настоящая толпа, хотя мы и смогли как-то разместиться так, чтобы никто никому не мешал.
Разин быстро углядел меня.
— Что, царевич, пришел посмеяться над вольным казаком? — спросил он совершенно без эмоций.
— Нет, Степан Тимофеевич, мне есть чем заняться и помимо этого, — я покачал головой и уселся на один из табуретов. — Но есть один вопрос, который меня мучает, и ты можешь мне на него ответить.
— Ну-ка, ну-ка…
— Ты меня сначала запряги, а потом нукай, — спокойно сказал я. — Вопрос такой: кто тебе доносил о том, что творится в Москве в царской семье.
Я поймал взгляд Попова и отрицательно покачал головой — записывать это не стоит. Тот понятливо кивнул и положил руку на плечо писца, который так и замер над планшетом с листами бумаги.
— Вон оно что… — протянул Разин. — А если я не скажу?
— Это ничего не изменить, Степан Тимофеевич, — я пожал плечами. — Скоро тебя отвезут в Москву, а там есть умельцы, которые добывают любые ответы у любого. В конце концов я всё равно узнаю, а раньше или позже — не суть.
— А с чего ты взял, что у меня есть послухи в Москве?
Я усмехнулся.
— Понимаешь, здесь вопросы задаю я и вот эти господа, — я обвел жестом прочих присутствующих. — Но никак не ты, Степан Тимофеевич, вольный казак. Кстати, никаких вольных казаков нет и никогда не было. Есть казаки на службе и есть разбойники. Уйдя с Дона, ты оставил место