Опасность, конечно, имелась. Разинский струг вмещал человек двадцать, и все эти люди умели держать в руках оружие — в том числе и весьма острые сабельки с пиками, — а также знали толк в различных схватках. Остановить их от нападения можно было только подавляющим численным преимуществом, поэтому с нами на переговоры отправилась целая полусотня стрельцов, причем не царицынских и не набранных по волжским крепостям, а самых кремлевских, в красных кафтанах. Был среди них и десяток из Стремянного приказа во главе с десятником Поповым — этим я выдал все кремниевые ружья, которые они освоили на удивление быстро. Ну и прямо за мной следовали оба Ивана, которые были готовы собственные жизни положить ради спасения моего тела. Еремка тоже увязался, но его я отослал подальше, в задние ряды — он мне был нужен живой и здоровый для опытов по вакцинированию.
В общем, я был готов к встрече с легендой. Но не знал, была ли готова легенда к встрече со мной.
Разин перешел на пристань далеко не первым. Сначала на доски причала спрыгнули несколько казаков, они привязали струг к бревнам и установили небольшой помост, который тут же накрыли красным ковром с золотым орнаментов — скорее всего, что-то из персидской добычи. И лишь затем на берег величаво перешел сам атаман — грудь колесом, борода вверх, на боку длинная сабля, за широкий пояс заткнут пистолет. Пистолет, кстати, действительно был фитильным — видимо, новые кремниевые замки до Персии ещё не добрались или не были там достаточно распространены.
Разин остановился, осмотрелся, и лишь затем обратил внимание на нашу небольшую толпу.
— Эй, а где местный воевода? — крикнул он. — А то хотел его за бороду оттаскать за непочтительность к людям казацким, а он что — прятаться от меня вздумал? Так я ж не гордый, поищу!
Перешедшие вслед за ним на пристань казаки снова рассмеялись. Это был неприятный смех — мне в нем слышались заискивающие нотки, словно они старались убедить себя, что их атаман смешно пошутил, хотя на самом деле были уверены в обратном. Эдакая версия Шерхана и Табаки, причем шакалов было сразу пятеро.
Я сделал шаг вперед и поднял рупор.
— Не стоит никого искать, Степан Тимофеевич, — сказал я. — Воевода сейчас занят, очень сильно занят. Я за него.
Смех казаков оборвался, пожалуй, слишком резко — всё же рупор был необычной вещицей в этих краях, а с тридцати шагов его звук производил неизгладимое впечатление на неподготовленных слушателей. Они сразу повернулись в мою сторону и разинули рты — причем не фигурально, а натурально, словно только что обнаружили, что в непосредственной близости от них имеется внушительная встречающая делегация, во главе которой — два явных боярина. Мы с Трубецким надели всё лучшее, что имелось в нашем гардеробе.
Но Разин повел себя как настоящий атаман. Он не стал крутить головой в поисках необычного звука, а неторопливо повернулся в мою сторону всем телом, потом буквально впился в меня глазами.
— Это кто такой красивый там гавкает? — лениво спросил он.
Удержаться снова было невозможно.
— С тобой, свинья, не гавкает, а пока разговаривает царевич Алексей Алексеевич из династии Романовых, — сказал я в рупор, удовлетворенно услышав легкий шепоток стрельцов за спиной.
Казаки же напротив — засуетились, загомонили, кто-то лязгнул сабелькой, вверх протянулась рука с ножом.
— Атаман, он тебя свиньей обозвал! — тоненько крикнул казак в слишком ярком кафтане необычного покроя — очередной трофей из персидского покроя, причем снятый с кого-то более дородного, чем этот весьма плюгавенький чеовечек.
— Я слышал, — бросил Разин и снова повернулся ко мне: — Царевич, говоришь? Оскорблений я не прощаю даже царевичам. Это ты приказал из пушки палить?
— А я не прощаю оскорблений даже казачьим атаманам, — говорить через рупор мне уже надоело, но надо было продолжать эту игру. — Пушка дала сигнал остановиться и причалить для досмотра. И я вижу, что пока причалил только один струг. Мне приказать опустить прицел?
— А с чего бы нам выполнять приказы какого-то царевича? — влез тот же самый плюгавый. — У нас свой атаман есть!
— Горилко, утихни, — Разин опустил свою руку на плечо казака, и тот сразу потух. — Видишь, царевич всего лишь спрашивает. И просит. Ведь просишь же, царевич?
— Нет, Степан Тимофеевич, приказываю, — крикнул я. — И жду, что мой приказ будет исполнен в точности. Так что, причаливаете для досмотра или же мне отдать другой приказ пушкарям?
Разин чуть помолчал. С пушками крепости он был знаком и хорошо понимал, что с сотни шагов крепостная артиллерия если и промажет, то далеко не всеми выстрелами. То есть его войско понесет серьезный урон — пару стругов мы точно потопим с первого же залпа, и кто выживет из экипажей — бог весть. Царица — река неглубокая, но почти тридцатикилограммовое ядро при попадании наделает таких дел, что спасать может быть некого и нечего.
Сейчас атаман прикидывал, есть ли у его ватаги шанс победить нас на суше. В пользу высадки могло говорить, например, то, что большие пушки нацелены на фарватер, а не на берег, а стрелять из фальконетов, опасаясь задеть своих — и царевича, конечно — из крепости не будут.
— Причалим, царевич, раз ты так вежливо просишь, — он ощерился в неприятной улыбке. — Но ты уж скажи своим, чтобы сразу не стреляли,