– Давайте погадаем? У кого из нас какой жених или невеста будут – как думаете?
Неожиданно все сразу же подхватили эту глупую затею и начали пинать её по очереди, словно играя в обыкновенный мяч, который даже в ворота забивать не нужно. Первым в игру включился Онагост:
– Когда стану взрослым, возьму себе в жёны любую девицу, какую только пожелаю! Я сын князя и сам будущий князь, так что за меня любая пойдёт!
– Я бы не пошла за такого хвастуна! – сразу же, совершенно неожиданно и с пристёгивающей бойкостью вдруг выпалила обычно ласковая и всеми любимая Полеля, при этом даже вскочив на ноги. Онагост, не ожидавший такой смелости от маленькой девочки, сразу же весь вспыхнул, замялся и даже порозовел, а тем временем сестра, уже совершенно не обращающая своего вовлечённого в игру внимания на задетое самолюбие княжича, бойко продолжала, восторженно размахивая руками, в которых удерживала помятые ромашки: – А вот я выйду замуж за доброго и прекрасного принца! Он обязательно будет из дальних-придальних заморских краёв, точно не из Замка! Он придёт сюда, и я сразу же его узнаю и влюблюсь в него тоже сразу же!
– А я, может быть, выйду замуж далеко и не за принца, – вдруг прервала детский лепет Ванда, и у меня отчего-то, сам не знаю отчего, вдруг перехватило дыхание. Девчонка продолжала говорить: – Но что я точно знаю: что замуж я пойду только за того, кого буду любить, и мой избранник должен будет любить меня всем сердцем, и никак иначе.
– Вам, девчонкам, лишь бы только любовь, – ухмыльнулся Ратибор, который сам ещё даже подозревать не начинал о том, насколько любовь к девчонке может быть могущественной. – Вот я уверен, нет, вот отчего-то прямо знаю, что моя невеста будет самой красивой на земле. Такой красивой, что другой такой ни у кого больше не будет.
– А как же любовь? – заухмылялась Отрада.
– Пусть не любит, но пусть самая красивая будет моей, – спокойно пожал плечами брат. – Я то, если понадобится, смогу любить её так сильно, чтобы одной только моей любви на нас двоих хватало.
– Вы как хотите, а я выберу себе самого сильного, – хмыкнула в ответ Отрада.
– Сила – это хорошо, – согласилась Ванда и вдруг обратилась к Громобою: – Державин, а ты какую девушку позвал бы в жёны?
– Самую ласковую, – не хмуро, но по-взрослому серьёзным тоном отозвался Громобой, при этом не отрываясь от перебора своих грузил. Сначала я подумал, что он ответил так, чтобы отдёрнуть Ванду, в которой как раз откровенной ласки совсем никогда не прослеживалось, гораздо позже я понял, что он отвечал всерьёз.
– Добронрав, а ты? Какой видишь свою будущую невесту ты? – Полеля подскочила ко мне и, споткнувшись о корни дерева, чуть не упала, но я вовремя успел удержать её за плечо. Не знаю, быть может, этот момент в итоге повлиял на мой ответ, но я ответил следующее:
– Та, которую я захочу и смогу защитить.
Вспоминая эту детскую забаву, давным-давно канувшую в Лету и лишь изредка оживающую в моих затуманенных поволокой времени воспоминаниях, я анализирую её теперь и удивляюсь тому, кто из нас насколько угадал свою судьбу, а кто промахнулся настолько, что и думать об этом не хочется, и напрочь забыть есть желание.
***
Лето на Камчатке – сказочная пора. Впрочем, в данном случае приятен лишь тот отрезок сказки, в который гнус не поедает тебя поедом со всех возможных и невозможных сторон. Моё тринадцатое лето удалось на удивление завидным в этом плане: мошек и мокрец почти не было, а комары были сонные, так что особого дискомфорта кровососущие насекомые не доставляли.
Камчатское лето обыкновенно короткое и относительно прохладное, зато словно невеста ритуальным платьем убранное длинными световыми днями: во время солнцестояния, особенно почитаемого у нововеров, продолжительность дня достигает целых девятнадцати часов. На крайнем же севере камчатской земли в летние месяцы можно наблюдать целые полярные дни, в которые солнце практически не заходит за горизонт. А какие здесь летом случаются грозовые дожди! Слушать величественное падение стихии с небес вечерними летними часами сидя у трещащей дедовской печи – лучшее, что может случиться с только что напившимися парным молоком детьми. После таких дождей на рассвете туманы не стелятся по земле рваной марлей и не висят на поломанной траве полупрозрачной паутиной, а стоят непроницаемой стеной и тянутся выше вековых деревьев, омытых небесной свежестью и гнущихся к земле от предчувствия новой бури. Рыбачить на плоскодонке с отцом в туманное летнее утро – одно из особенных чудес моего детства, неразрывно связанных с величием дикой природы, на лоне которой я возрастал свободной хищной птицей. Именно летом на Камчатке наступает время нереста лососевых рыб, так что летний сезон для здешних рыбаков, почитающих не временно запрещаемые сети, а бойкие удочки – самая заветная пора. Но, конечно, не только в рыбалке проявляется особенное, камчатское счастье. Например, ещё есть гейзеры и горячие источники, доступ к которым летом становится более открытым. Долина гейзеров навсегда останется в моей памяти, как место, в котором я раз в год ровно семь дней и семь ночей чувствовал себя не просто счастливым мальчишкой, но по-настоящему свободным человеком. Чтобы насладиться теплом лучших термальных источников, традиционно во второй половине июля мы всей семьёй приезжали в долину на лошади, запряженной в скрипучую повозку, разбивали старые палатки, при холодном свете звёзд жарили до состояния чёрных углей картошку в мундирах, тлеющую на останках догорающего костра, и с замиранием сердца слушали рассказы пришлых людей о том, что происходит не только за пределами Замка, но за пределами всей камчатской земли. Ряженные в необычные одеяния и играющие в странные светящиеся игрушки дети пришлых говорили, будто на Большой Земле есть скоростные изобретения – поезда – способные за считанные часы перевезти тебя так далеко, что назад пешком возвращаться придётся целые месяцы, а быть может, и годы. Рассказывали, будто люди на Большой Земле изобрели лекарство, способное лечить почти от всех болезней. Выдумывали, будто конца света в ближайшие времена не будет и зря нововеры заперли себя и свои семьи в Замке. Разное говаривали, да не всё мы брали на веру. А потом, спустя семь одурманенных впечатлениями дней, мы снова возвращались в Замок, в свои дубовые избы, и ещё до окончания текущего лета начинали с предвкушением ждать лето грядущее,