На обратном пути я часто ловила на себе странные взгляды: то весёлые, то надменные, то обвиняющие. Даже украдкой осмотрела свой наряд, решив, что успела посадить где-то пятно, но на зелёном платье, расшитом мелкими белыми цветочками, не было никакой грязи, туфли на небольшом устойчивом каблуке тоже сияли чистотой, да и причёска была в порядке — я провела рукой по волосам, чтобы в этом убедиться. Откуда же такое пристальное внимание? Даже в маленьких городах, где мне случалось бывать, приезжие никогда не вызывали такого запредельного интереса, а в каких больших, как Рейвенхилл, и подавно. Да и не написано же на мне, что я только со вчерашнего дня в городе!
К дому я подошла очень озадаченная. Можно даже сказать, что состояние моё было близко к раздражению. Я не понимала, что происходит, и не знала, как прояснить ситуацию. Но ситуация прояснилась сама.
Стоило мне взойти на крыльцо и схватиться за скобу дверной ручки, как из густой тени, отбрасываемой выступом соседнего дома, вышел, кто бы мог подумать, Эрнет Хантли. От этого неожиданного появления я вздрогнула, точно как прошлым вечером. И не сдержала возгласа.
— Вы всегда так подкрадываетесь⁈
— И вам доброго дня, госпожа Ковальд, — проигнорировал моё восклицание газетчик, заставляя краснеть за свою несдержанность. Сам он отвесил мне безукоризненно вежливый поклон.
— Здравствуйте, господин Хантли. Чем обязана неожиданной встрече? — Я кивнула в ответ.
Рядом с ним хотелось выглядеть лучше и демонстрировать самые изысканные манеры, хотя ещё буквально пять минут назад собственный внешний вид и поведение меня более чем устраивали. Вот только на контрасте с мужчиной, я казалась себе провинциальной простушкой рядом со столичным франтом.
Нет, Эрнет Хантли не был разряжен, как великосветские хлыщи, даже наоборот. Его одежда отличалась простотой кроя, но была отменного качества, а приглушённые цвета только добавляли благородства.
Сейчас я могла рассмотреть мужчину лучше, чем вчера, и обнаружила, что глаза у него не тёмные, а медово-карие. Во всяком случае, такими они были под летним солнцем. Сам он выглядел решительным, непримиримым и словно состоял из резких черт: острые скулы, мужественный подбородок, прямой нос, твердые губы. Которые что-то говорили…
Я моргнула, возвращаясь в реальность и переспросила, чувствуя себя до невозможности глупо:
— Простите, я не расслышала.
— Такое случается.
Я ожидала саркастической ухмылки и демонстрации превосходства, но он просто внимательно и понимающе смотрел мне в глаза. Хотел смутить? Я вскинула голову и твёрдо посмотрела в ответ.
— Так что снова привело вас на мой порог?
— Мне пришло в голову, что вы ещё не успели выписать газету, а я предпочитаю играть в открытую. Поэтому принёс вам свежий выпуск лично.
Хантли протянул свёрнутый в трубочку «Вестник», а я нахмурилась, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— Играть во что? — в итоге уточнила я. Хантли же не мог говорить про разгадывание кроссвордов на последней странице некоторых печатных изданий? Тем более «Вестник» был серьёзной газетой и кроссворды не публиковал. Во всяком случае, их не было в тех выпусках, которые я просматривала утром.
— Не во что, а против кого. — Он продолжал держать газету на весу, и я нерешительно взяла её.
— И против кого же вы играете? — Наши пальцы на секунду соприкоснулись, и сгустившаяся вокруг меня энергия пришла в движение, приятно защекотав кожу — словно лучик солнца приласкал. Сердце сладко сжалось. — Ой!
«Вестник» упал на землю, развернувшись на середине. Со страницы смотрела вчерашняя я: в мятом платье, грязных ботинках и лохматая, как огородное пугало. Это не была карикатура, нет. Ни одного преувеличения, только непривлекательная правда. Над рисунком шёл заголовок: «Предсказательница или шарлатанка?».
— Против преступников, мошенников и обманщиков. — Голос Хантли донёсся словно издалека, настолько я была шокирована изображением и заголовком статьи. — Против вас.
Вот это я уже услышала отчётливо, и меня моментально затопила злость. От приятных ощущений не осталось и следа. Да что он себе позволяет⁈ Да какого дирха⁈ Эта статейка его рук дело⁈
— Против меня⁈
Я схватила газету. Внутри всё горело и плескало яростью. Да как он посмел нарисовать меня! Это я-то шарлатанка⁈ Руки сжались сами собой, сминая газетные страницы, и я поудобнее перехватила импровизированное оружие.
— Да я вам ничего не сделала!
Замахнулась на мужчину. От несправедливости обвинений перехватило горло и стало трудно дышать. И я со всей силы ударила.
— Вы пожалеете, господин Хантли!
Я — шарлатанка⁈ Из груди вырвался глухой рык, а вместе с ним и спонтанное предсказание, которое я не смогла удержать.
— Кофе тебе скверный пить да пером зажёвывать!
Хантли перехватил руку, когда газета была в миллиметре от его лица. Удерживал без труда, хотя я дёргалась изо всех сил. Предсказание он попросту проигнорировал, видимо, приняв за ругательство.
— Против таких, как вы. Тех, кто внушает людям надежду, обманывает специально или по незнанию, обещает счастливое будущее там, где его быть не может. — Он наклонился к моему лицу, заставляя прогнуться. Когда наши взгляды встретились, я поразилась той застарелой боли, что мелькнула в его глазах. — Я не позволю вам портить никому жизнь. Безусловно, мне претит воевать с женщиной, поэтому я надеюсь на ваше благоразумие. Уезжайте. Или смените профессию.
Боль во взгляде превратилась в лёд. А может, её там и не было? Просто показалось? Хантли смотрел так холодно, что я задрожала, хотя на улице было жарко. Страшно. Мне было страшно. Во рту пересохло, и я облизнула губы, прежде чем смогла что-то сказать.
— Вы ошибаетесь, я никого не обманываю.
— Я не скрываю своих намерений, госпожа Ковальд. И не имею ничего против вас лично, только против вашей деятельности. Пока у меня недостаточно доказательств, что вы мошенница, но я буду следить за каждым вашим шагом. Стоит вам оступиться, я буду рядом.
Хватка на запястье ослабла, а у меня подкосились ноги. Я пошатнулась, едва сумев устоять.
— И подпишитесь на «Вестник», чтобы мне не пришлось работать ещё и разносчиком газет.
Хантли забрал у меня выпуск и наклонился ближе. Настолько, что я уловила запах его лосьона для бритья. Протянул руку. На секунду показалось, что он возьмёт меня за талию, но он засунул выпуск в скобу дверной ручки, и тут же отступил.
— Прощайте, госпожа Ковальд.