Барон с его привычной самоуверенностью поднял брови и произнес, глядя мне в глаза с презрением:
— Князь, неужели вы считаете, что мы одни виноваты в том, что так произошло? Разве мы не были в тот момент окружены женским обществом, которое лишь подстегивало наши пороки? Баронесса и ее сестра, как истинные искусительницы, сами подлили масла в огонь нашего веселья своими пошлыми шутками и фривольными позами.
Виконт Моравский, поддерживая барона, добавил:
— Не скрою, мы с бароном решили выпить и пригласили дам в наше общество. Но единственно ради того, чтобы отметить вашу, князь, славную победу над французами! И именно женщины с их кокетством и флиртом заставили нас забыть о приличиях. Мы всего лишь жертвы обстоятельств. А наша слабость — это следствие женских уловок и манипуляций. Позвольте заметить, что баронесса чуть не убила меня, воткнув мне нож в живот. Потому настоящий пострадавший здесь именно я!
Оправдания их выглядели недостойно и безобразно. Однако, я оставался непоколебим. Зная, что истинная вина лежит на них, я не собирался позволять им избежать наказания, сказав твердо с силой убеждения, которую сам не ожидал от себя:
— Вы, господа, забываете, что каждый взрослый человек несет ответственность за свои поступки. Нельзя перекладывать вину на других, как если бы вы были беззащитными и глупыми детьми, которых обманули. Ваша свобода выбора — это то, что делает вас мужчинами. И не нужно выдавать себя за жертвы обстоятельств, тем более, за жертвы коварства женщин. Это лишь еще более роняет вашу честь в моих глазах. А честь — это не то, что можно разменять на пустые слова и легкие развлечения. Она требует держать себя с достоинством, и вы оба нарушили это священное правило. Вы оба опозорили не только себя, но и всех тех, кто носит звание дворянина. Вы считаете себя выше других, но именно ваша гордыня и привела к этому позору. И не вам, господа, судить о чести баронессы и ее сестры, которые обманулись, приняв вас за благородных особ и потому согласившись составить вам компанию. Вы же обманули доверие этих достойных женщин и теперь обязаны ответить за свои бессовестные поступки, за пьянство и распутство в военное время. Особенно вы, майор фон Бройнер, поскольку являетесь офицером действующей армии. И нарушение вами воинской дисциплины вместе с проявленной халатностью чуть не привело весь наш гарнизон на руднике к гибели.
— Это не так! Я вовремя поднял тревогу и забаррикадировался со своими солдатами внутри каменоломни. Мы не пропустили туда французов! — воскликнул австрияк, оправдываясь после моей отповеди.
— Ну, разумеется. Только вы забываете, что подняли тревогу уже тогда, когда французы захватили весь наш лагерь снаружи каменоломни и перебили половину ваших людей вместе с моравскими добровольцами, разгромив весь наш обоз. Иными словами, вы, напившись, прозевали нападение неприятеля! Да за одно это вас положено отдать под трибунал, — проговорил я жестко.
Тут меня снова попытался разжалобить виконт:
— Вот вы, князь Андрей, как человек строгих принципов, соблюдающий правила чести, могли бы и войти в наше положение. Мы с бароном так устали, так вымотались за время этого ужасного военного похода, что не устояли перед соблазном. Обстоятельства оказались сильнее нас, и, поверьте, все, что случилось на нашем маленьком празднике, произошло не по злому умыслу. Да, мы перепили и не ведали, что творили. Так неужели же нельзя нас понять и простить? А вы, вместо того, чтобы попытаться понять нас, сразу же выносите суровый приговор.
Слушая их неуклюжие оправдания, я понимал, что суть моих слов дошла до виконта и барона, но они не желали сдаваться. Их гордость и тщеславие не позволяли им полностью признать свою вину и раскаяться. Они продолжали спорить, пытаясь оправдать свои действия, хотя в глубине души оба понимали, что их слова — лишь жалкие попытки укрыться от горькой правды. В этот момент виконт и барон столкнулись не только с последствиями собственных поступков, но и с самими собой, с теми своими недостатками, которые пытались скрывать за масками напускного благородства и внешней благообразности. Вот только, разжалобить меня у них не получилось. К тому же, в этот момент вмешался поручик Дорохов, который до этого молча слушал нашу перепалку. Внезапно он громко проговорил, обратившись к барону и к виконту:
— Хватит причитать, как бабы! Вы слышали приказ князя о вашем аресте? У нас военное положение, черт возьми! Так идите с конвойными и молитесь, чтобы вас не расстреляли!
Слова поручика, казалось, повисли в воздухе, барон и виконт затихли, закрыв рты. И я увидел, как на их понурых лицах отразилось все-таки понимание того, что они действительно перешли черту. Они начали осознавать, что их легкомысленные действия привели к серьезным последствиям, и что за свои поступки теперь придется отвечать.
— Вы арестованы! — повторил я громко, и на этот раз в моем голосе зазвучала сталь. Если какие-то сомнения у меня и оставались, то в эту минуту я окончательно решил использовать власть, которую мне давало мое положение командира отряда и князя. Со всех точек зрения я стоял в иерархии выше. И потому, окончательно обретя уверенность в правомочности собственных действий и ободренный тем, что Федор Дорохов на моей стороне, повернувшись к Степану Коротаеву, я добавил:
— Увести барона и виконта в башню и тщательно охранять, чтобы не сбежали!
Когда барона и виконта увели, и я дал указание Владу заняться раной Леопольда Моравского, мы с поручиком, продолжая сидеть возле костра, еще некоторое время обсуждали недостойное поведение наших попутчиков. Мы оба не могли понять, как можно быть столь легкомысленными в условиях, когда вокруг идет война. Федор, с его привычной ироничной улыбкой, высказал мнение, что такое поведение этих двоих — это всего лишь попытка прикрыть бравадой свой внутренний страх гибели. Я же на этот раз больше слушал Дорохова, чем высказывался сам. Погруженный в размышления, я смотрел на языки пламени, греясь у костра и больше думая в этот момент о баронессе, которая получила душевную травму в результате этого идиотского происшествия.
Но, вскоре разговор наш прервали, и в воздухе повисло напряжение, когда разведчики прислали гонцов. Они явились с вестью, которая, подобно новому грозовому облаку, затмила тему пьяного инцидента. Гонцы, запыхавшиеся и взволнованные, доложили о движении больших масс пехоты с запада и с юга. Пришлось сразу же в помощь разведчикам высылать передовые