— Надеюсь вы позволите нам расположиться у ручья? — спросила она.
— Разумеется, пани Иржина, — кивнул я, не тревожась за нее, зная, что покой беженок будут надежно охранять мои бойцы, расставленные на постах по периметру нашей вынужденной стоянки.
Я же, раскланявшись с баронессой, направился к фургонам с лежачими ранеными, количество которых после вчерашнего столкновения с французскими гусарами увеличилось до двух десятков. В дороге на тряских телегах где раненые лежали вплотную друг к другу, обеспечить им приемлемый уровень комфорта не представлялось возможным. Хотя Влад, недоучившийся студент-медик, назначенный ротным фельдшером, старался делать все возможное для облегчения их участи. При этом, ему активно помогали те солдаты, которые получили легкие ранения, оставшись на ногах.
К несчастью для раненых, уровень здешней медицины был настолько примитивным, что, несмотря на все усилия, состояние тех, кто получил тяжелые ранения, лишь ухудшалось. И, в таких случаях, старания Влада и его помощников были тщетны. Даже я, хоть и проучился два года в своей прошлой жизни в медицинском колледже до того, как пойти в военное училище, ничем помочь не мог. Не имелось здесь никаких эффективных лекарств. И потому уповать в плане выздоровления приходилось только на жизнестойкость человеческого организма. В 1805 году люди все-таки покрепче от природы, чем наше поколение «зумеров».
— Как дела, Влад? Моя помощь не нужна? — поинтересовался я, подъехав на коне к головному медицинскому фургону, в котором вместе с ранеными ехал фельдшер.
Вчера парень под конец дня, насмотревшись всякого во время операций, которые проводили мы вместе с ним в полевых спартанских условиях, здорово перебрал с выпивкой. Отчего сегодня выглядел неважно. Вокруг его глаз залегли глубокие тени. Да и виски он себе массировал, поскольку болела у него голова. Но, на мое предложение помощи ответил он отрицательно:
— Нет, князь, сейчас ваша помощь не требуется. Двое самых тяжелых из тех, которых мы вчера оперировали, умерли за ночь. Еще двое находятся при смерти. И помочь им невозможно. Господь либо заберет их, либо позволит выжить.
— А я думал, что вы неверующий, — заметил я.
Он ответил достаточно честно:
— Как последователь научной медицины, я больше придерживаюсь атеистических воззрений, прочитав труды Гольбаха, Дидро, Гельвеция и других ученых. Но, к религии все-таки отношусь, как к явлению не бесполезному. Она необходима, чтобы держать общество в рамках морали. Бог имеет право на существование, хотя бы в головах людей в качестве ограничителя от неблаговидных поступков. Почему бы и нет, если обратное не доказано?
— Хм, интересные у вас взгляды, — проговорил я, тронув коня в направлении следующих фургонов обоза.
Мне хотелось перекинуться парой слов с Леопольдом Моравским. Когда я подъехал к его фургону, толстяк как раз выбирался из повозки при помощи своего слуги. А вокруг сгрудились моравские добровольцы, отпущенные унтер-офицерами отдыхать на привале, спешившиеся и глядевшие в рот своему вожаку, ожидая, что он скажет землякам что-нибудь умное. Грузный и достаточно знаменитый соотечественник, который какое-то время прослужил при дворе императора Австрии, внушал им уважение уже одним своим солидным видом.
— Как вам поездка, виконт? — окликнул я его по-французски.
Этот местный аристократ, как и все просвещенные дворяне Европы этого времени, прекрасно знал язык французов. Дворянство Австрийской Империи, в состав которой сейчас входили все чешские земли, по которым мы проезжали, тоже не отставало от этой моды. Ведь именно французский считался в эти времена языком международного общения. Россия в этом отношении не была исключением. Вся русская элита с детства обучалась владеть языком Наполеона, хоть и воевала с ним. Князь Андрей тоже знал французский прекрасно, потому никакого языкового барьера между мной и представителями здешней аристократии не существовало.
— В этой повозке очень сильно трясет. Возможно, князь, у вас найдется для меня какая-нибудь лошадь? Верхом ехать и то приятнее, чем здесь, — пожаловался Леопольд.
— Подумаю, что можно сделать, — произнес я, окидывая взглядом пузатую тушу моравского предводителя и прикидывая, что весит он слишком много, чтобы его смогла достаточно долго выдерживать любая из наших лошадей.
Потом я спросил его о том, о чем собирался:
— Подскажите, виконт, а есть ли дорога из вашего замка дальше на восток? Я что-то не вижу ее на карте. Да и карта покойного Ришара обрывается как раз на ваших владениях.
Толстяк сначала замялся, потом ответил как-то неуверенно:
— Дорога есть. Но, она плохая, через горы.
— Иными словами, у вас там тупик? — уточнил я.
— Нет, не совсем. Но, место уединенное. Это так, — сказал Леопольд.
Мне это не слишком нравилось. Я опасался, что местный аристократический «Сусанин», предложивший гостеприимство в качестве компенсации за свое преступление, совершенное им, когда по пьяному делу выпустил наших французских пленников, заведет нас куда-нибудь не туда. Но, другого выхода, как только идти в замок Леопольда Моравского, сейчас не имелось. Назад после стычек с французами у нас пути не было.
И потому отряду надлежало двигаться только вперед, поверив в добрые намерения виконта. Как и в то, что он не врет относительно состояния своего замка. И, конечно, мне совсем не хотелось обнаружить в пункте назначения какие-нибудь убогие руины вместо настоящей крепости, где можно переждать опасность и расположить на отдых отряд. Если же замок окажется подходящим, то там под защитой стен мы сможем, хотя бы, переждать еще около двух недель до заключения мирного договора между Францией и Австрией.
Про этот договор, капитулянтский по своей сути для австрийцев, подписанный в самом конце 1805 года в Пресбурге, который когда-то потом переименовали в Братиславу, я помнил из прочитанной истории Наполеоновских войн. По условиям мира Австрия обязалась выплачивать Франции очень большую сумму, исчисляемую в десятках миллионов, в качестве контрибуции. К тому же, за Францией признавались существенные территориальные приобретения за счет земель Австрийской Империи. А в сторону Парижа из Австрии отправлялись многие тонны военной добычи: больше сотни тысяч одних только ружей и почти две тысячи пушек.
Этот мирный договор стал для Австрии весьма унизительным. Впрочем, австрияков, конечно, мне жалко не было. Ведь это их генералы предложили нашему государю Александру тот самый негодный план битвы, который и привел наши союзнические силы к разгрому. И именно они после Аустерлица нагло предали союзников по Третьей коалиции государств, ведущих войну против Франции, когда австрийский император Франц побежал на поклон к Наполеону уже через день после сражения. И