– Командир, ты чего такой? – Метёлкин подошёл ко мне близко и спросил почти на ухо.
– Да хрен его знает, Лёха, – передернувшись, бросил я. Вроде отпускать начинает, интересно, тяга будет теперь?
– Ехать долго, да, мы тут поболтали с мужиками, говорят, что всю Европу надо по морю обходить, правда, что ли?
– Наверное, сейчас в Архангельск, оттуда даже и не знаю, как и куда. Пойду сейчас к господам офицерам зайду, надо разузнать.
– Мы в теплушке едем, твой вагон дальше.
– Да на хрен, с вами поеду, – отмахнулся я.
Это, конечно, было неправильно. Если младшие чины просто непонимающе посмотрят, то вот господа офицеры…
– Прапорщик, вы почему не представились по прибытию? – в офицерском вагоне на меня наехали почти сразу.
– Виноват, ваше высокоблагородие, – передо мной стоял капитан, пришлось вытянуться и отчеканить. – Прапорщик Воронцов, тринадцатый полк…
– Здесь вы уже не в своём полку, а значит, подчиняетесь мне лично. Вы не объяснились!
– Виноват. Прибыли буквально за час до отправления, не сообразил ещё, что и как. Прошу извинить.
– Принимая во внимание ваши награды, извинения приняты. Впредь постарайтесь быть расторопнее. И снимите солдатские кресты, вы что, порядок не знаете? – Он прав, офицеры солдатские награды не носят.
– Есть.
– Ваше место в конце вагона, возле уборной…
Для меня эти слова послужили спусковым крючком.
– Спасибо, я поеду со своими подчинёнными.
– Вы в своём уме, прапорщик? – недоумевающе взглянул на меня наглый капитан. Хотя почему наглый, они почти все здесь такие, господа офицеры. Хрен его знает, откуда он и кто вообще такой, но если судить по наградам…
– Именно так, господин капитан. Меня совсем недавно произвели в этот чин, и я для вас неровня. Прошу простить, но поеду я со своими бойцами. Зашёл только представиться и узнать схему движения, если, конечно, вы пожелаете её мне сообщить.
– Мне не нравится ваше самоуправство и нахальство, – начал надменно произносить капитан, – если вы намерены и дальше носить высокое звание офицера русской армии, то обязаны соответствовать!
– Так точно, – не стал спорить я, бесполезно.
– В Архангельске будет пересадка на корабли, дальше двинемся морем. Этого вам должно хватить.
– Благодарю, ваше высокоблагородие. Разрешите идти?
– Где воевали, прапорщик?
– Под Луцком, ваше высокоблагородие, в Железной бригаде его превосходительства генерала Деникина.
– Отлично, прапорщик, значит, опыт у вас есть?
– Смотря какой, – пожал я плечами. – Командования взводом – нет. Я командир отделения специальной снайперской команды, тринадцатого стрелкового полка его превосходительства генерала Маркова. Находился в его подчинении и выполнял приказы напрямую штаба полка.
– А-а-а. Подленькая работенка, понятно, прячетесь и стреляете издалека… Слыхал я о таком, в моей роте такого не будет. Воин должен грудью встречать врага и умирать за отечество с благодарностью.
Он что, дурак? Я от одного идиота избавился, из-за него и еду теперь хрен знает куда, так мне судьба нового подкинула?
– Подло, это отправлять на убой наших солдат, а для убийства врага все средства хороши.
– Вы смеете мне перечить? – жёстко спросил капитан.
– Разве я перечил? – сделал я равнодушное лицо. – Вы высказали ваше мнение, я своё.
– Вы не имеете права высказывать мне свои бредни. Устав…
– Вы где воевали, ваше высокоблагородие? – грубо оборвал я речь офицера. – На фронте уже не осталось таких офицеров, как вы, смею заметить, мертвые солдаты не могут выполнять приказы, как бы вы им ни приказывали. Умереть несложно, а кто Родину защищать будет, если все по вашему указанию погибнут? Женщины и старики?
– Вы что себе позволяете, прапорщик! Да как вы смеете?!
– Смею, господин капитан, потому как я в одиночку убил больше врагов, чем вы вообще их видели! – продолжал я все тем же спокойным тоном, что, вероятно, бесило капитана ещё сильнее. – Мои солдатские награды, которые вам так неприятны, свидетельствуют об этом.
– Да я…
– Успокойтесь, ваше высокоблагородие, я вам не враг, со мной не надо воевать. Своё место я знаю, поэтому и ухожу к своим бойцам. Негоже вам сидеть за одним столом со вчерашним солдатом, – оборвал, не дав ему договорить и, вскинув руку к фуражке, развернулся.
– Я разве вас отпустил? – послышался злобный оклик.
– А разве нет? – я посмотрел через плечо. – Честь имею, ваше высокоблагородие.
И я вышел из офицерского вагона под взглядом источавшего злость капитана. Вот, опять я нажил себе врага, да только по хрену мне, что он сделает? Под суд отдаст? Несмешно. Мы умирать едем, чего мне какой-то суд. Я вообще уже думаю, что зря повелся на уговор Маркова, надо было спокойно принять то, что мне грозило. Надоело всё, ужас просто…
– Ворон, это что было такое? – очнулся я, лёжа на нарах в солдатском вагоне. Парни согнулись надо мной, а я не понимал, что происходит.
– Что? Что случилось, где я?
– В вагоне, едем в Архангельск. Забыл, что ли? – голос Метёлкина. – Ты возле вагона, ещё на платформе, упал без чувств, хорошо, ребята рядом стояли, подхватили и сюда затащили. Чего случилось-то?
– Да хрен его знает, ребята, с ротным посрался, потом к вам пошёл, больше ничего не помню, – почесал я затылок и обнаружил на нём шишку. Нехило я, видать, приложился, когда упал.
– Ну-ка, хлопцы, в сторону уйдите, посмотрите там, чтобы нам не мешали, мне с его благородием поговорить нужно, – влез Копейкин, наш немолодой боец-снайпер.
– Ты чего, Иван, такое лицо сделал, прирезать меня хочешь? – буркнул я.
– Рассказывай, – коротко бросил Иван и сел рядом, наклонившись ко мне.
– О чем? – не понял я.
– За что надо резать офицеров и почему это случилось не зря?!
Чего? Это он о чем?
– Ты тут лежал без сознания и все причитал, что, дескать, поэтому и резали всех подряд, потому как такое офицерьё хуже врага.
– Вань… – я не знал, чего сказать.
– Правду скажи, вот увидишь, легче станет. Я же вижу, что у тебя внутри что-то горит, но ты молчишь и носишь в себе.
– Я, – повторил я, – я не знаю, надо ли. Вань, это страшно.
– Так уж страшно, что не сказать? Мы вроде столько хлебнули, что напугать сложно…
– Ты даже не представляешь, Ваня, что будет всего через полгода… – И меня прорвало. Я говорил этому повидавшему в жизни в несколько раз больше меня солдату о том, что случится в феврале. А может, с моим вмешательством чуть позже? Да не, все равно случится, не вытянет царь. Я говорил о тысячах трупов на улицах Петербурга, Москвы