— Пойдем. Как говорил один из артистов: наберите побольше воздуха. Всё-всё, молчу. Нервное вырвалось, — в ответ на мой взгляд несмело улыбнулся участковый.
Первое, что меня поразило в неплохо обставленном доме — это царящий внутри аромат сырой земли и ещё один… кислый запах. Словно заплесневевшие яблоки лежали под ногами и издавали эту вонь. Пахло даже не кровью, не отправлениями кишечника, который непроизвольно расслабляется при смерти. Нет. Пахло именно гнилыми яблоками.
— Ступайте осторожно. Вроде бы всё осмотрели и сфотографировали, но…
— Я буду тенью, — ответил я на замечание.
Участковый только покосился на меня. Зачем это барчуку? Не буду же я ему объяснять, что перед ним внезапно помолодевший ведьмак. Это конфиденциальная информация, не для посторонних людей. Я заметил, что у участкового подрагивали пальцы, а кожа на руках покрылась пупырышками, словно мурашки устроили гонки на выживание.
Я глубоко вздохнул головокружительный запах, в надежде почуять что-то ещё, и включил ведьмачье чутьё и чуть не охнул от почуянного…
Помимо теплых следов человеческих тел в доме присутствовали ледяные следы. Они в основном походили на след от волочащегося по полу холодного мешка. Как будто неуклюжий бармен тащил к стойке пакеты с колотым льдом. Кто-то или что-то с невыносимо холодной кровью оставило эти следы вместо обычных, человеческих.
И этот след походил на оставленный на песке след полоза. Как будто неизвестная змеюка быстро переместилась… переместилась из шкафа в детской под одну из кроватей, а дальше шмыгнула в комнату взрослых. И уже тут оставила послание на стене.
Размашистым почерком на стене бурела надпись: «Гарда в Кцыне». Ещё недавно бывшая алой, кровь успела свернуться и потемнеть. А вот места прикосновения на стене были вполне человеческими. Да, ледяными, но человеческими. То есть…
— У вас лицо потемнело, боярин, — кашлянул за спиной участковый. — С вами всё в порядке? Может на свежий воздух? Запашок тут, конечно, тот ещё, но мы пока не проветривали, оставили всё как есть.
— И это правильно, может быть запах придаст немного ответа, — кивнул я в ответ, а потом взглянул на участкового. — А мы с вами оставили тот зуб на улице?
— Ну да, его бы не надо трогать, пусть судмедэксперты поработают, — проговорил участковый.
— Павел Дмитриевич, а не могли вы бы принести его? Будьте любезны. Сдается мне, что он может подойти к надписи…
Я постарался проговорить это настолько загадочным тоном, чтобы заинтриговать участкового. Тот посмотрел в ответ с сомнением, как недавно смотрели полицейские.
— Стоит ли? Всё-таки это может помочь в расследовании, — отозвался участковый.
— А вы запомните, где он лежал и как, возьмите листочком и принесите — мне только глянуть на вот этот уголок буквы «Ы», а большего не надо. Почему-то мне кажется, что этот зуб принимал участие в написании слов.
— Да? — участковый почесал затылок, а потом кивнул в ответ. — Ну что же, пусть это и возможная улика, но если она подойдет, то…
— То может здорово убыстрить процесс расследования. А вас, возможно, ещё и отблагодарят за помощь и содействие. С моей стороны точно будет поощрение, — подмигнул я участковому, отчего тот не смог сдержать улыбку. — Только вы всё тщательно вокруг осмотрите и запомните. Хорошо?
— Хорошо, будет сделано, господин Южский, — козырнул участковый, а потом вышел прочь.
— Кузьма? — тут же позвал я негромко. — Ты тут?
— Да здесь я, вашество, здесь, — отозвался знакомый голос, а после из стены высунулось бородатое лицо. — Никакой сущности тут нет, ни мужа духа, ни жены. Ушли они на перерождение без оглядки. Знать, жизнью пожертвовали своей взамен детской, а это даровало проход беспрепятственный. А что до того, что здесь произошло… Плохо всё, Эдгарт Николаевич, чую, что беда тут случилась страшная…
— Уже и сам чую, что плохо, — вздохнул я в ответ. — Я-то думал, что они уже подавно изжились, а они вон как… Ещё в дома проникают.
— Это вы про кого, Эдгарт Николаевич? — с интересом спросил Кузьма.
— Про виевича. Кто-то из потомков смог дожить до наших дней и если это не та, про которую я думаю…
— Да нет, не может этого быть, — покачал головой призрак. — Бабу-Ягу ещё не скоро выпустят из темницы.
— Может быть и не скоро, да вот только больше никого из виевичей я не знаю. Не слышал и на ведьмачьем сайте не отмечались. Вижу следы ледяные и отпечатки пальцев, а больше… Больше ничего и не вижу, — вздохнул я. — Кто-то из этих хладнокровных уродов высосал двух взрослых, а остатками нарисовал вот эту надпись.
— Эдгарт Николаевич! Вот, принес! — послышался из сеней голос участкового. — В лист сиреневый завернул аккуратно и ничего больше не трогал. Если и есть какие отпечатки, то ничего не потревожил…
Кузьма в это время приобрел невидимость и струйкой дыма растворился в воздухе. Как будто и не торчало из стены бородатое лицо. Я взглянул на участкового. Он даже вспотел немного от усердия, на круглой плеши появились мелкие капельки пота.
— А вот мы сейчас посмотрим — правильна ли моя догадка? — проговорил я, принимая из рук участкового подношение.
Аккуратно развернув листок сирени, я неторопливо поднес чей-то выбитый зуб к крайнему месту на фразе. Само по себе это ничего не значило — я уже достаточно увидел и почуял, но для отвлечения внимания Павла Дмитриевича годилось.
Конечно же зуб никуда не подошел, да он и не должен был подходить, но я с небольшим усердием поводил им вокруг буквы «Ы», прикладывая то к одному, то к другому месту. Участковый следил за моими манипуляции с недоверчивым интересом.
В сенцах я услышал крадущиеся шаги. Приготовился к различным вариантам развития событий, но старательно делал вид, что ничего не происходит.
— Ну что же, мне всё понятно, — поджал я губы и задумчиво покачал головой. — Этот зуб…
— А ну-ка, барин, руки вверх! — послышался от дверей голос одного из полицейских-фурри.
Так вот кто крался по сенцам. Хм, необычно…
Два полицейских стояли, выставив револьверы вперёд. Один ствол направлен на меня, другой на