— Ах да, Максим. Туфли красные или чёрные?
— Чёрные. Построже.
— Понял тебя, — улыбнулся он и пошёл вниз.
Мы вошли в вип-комнату, и я тут же закрыл дверь. По ушам ударила тишина — настолько глухая, будто внизу не происходило никакого карнавала и праздника.
Я скользнул взглядом по комнате.
Пространство здесь явно было создано для тех, кто привык к роскоши. Обивка стен — мягкий бархат глубокого тёмного цвета, создающий атмосферу уюта и приватности. В центре — массивный диван из гладкой кожи. Напротив — стеклянный столик с тонкой металлической окантовкой, а чуть дальше — барная стойка с впечатляющим выбором элитного алкоголя.
Освещение было тщательно продумано: точечные лампы над баром, скрытые источники света в нишах создавали приглушённый, почти интимный полумрак. Встроенные в стену экраны могли включать что угодно — от камер наблюдения до голографических проекций, но сейчас они были выключены, и это только усиливало ощущение тишины.
Замкнул электронный замок на панели — и выдохнул. Меня наконец-то отпустило. Кто бы мог подумать, что самым безопасным местом для нас окажется стрип-бар, а не скрытое убежище или жилище урака за пределами города.
Усталость накатила волной. Надеюсь, теперь получится просто выспаться без страха, что кто-то выломает дверь или воткнёт нож в горло во сне. Если, конечно, время на сон вообще будет.
Я провёл рукой по лицу, собираясь с мыслями, и плюхнулся на диван:
— Ну, роскошно. Почти президентский люкс. Только спальни не хватает.
— Здесь не держат спален, — отозвалась Яра, оглядываясь с лёгкой улыбкой. Было видно, что она помнит эту комнату до мелочей. Словно вернулась в старую, давно покинутую роль.
— Удивительно, — хмыкнул я. — Я был уверен, что уж в «випках» всё как везде: любая грязь за ваши деньги.
— Если бы было так — я бы здесь не работала, — отрезала она, скидывая куртку на спинку дивана и направляясь к бару.
Она молча потянулась к полке, достала бутылку тёмного виски, открыла её уверенным движением и плеснула себе в стакан.
— Будешь? — спросила, сделав глоток и чуть прикрыв глаза, будто наконец-то дала телу расслабиться.
— Само собой.
Она налила ещё и протянула мне. Я сделал глоток. Густой, терпкий вкус приятно обжёг язык.
— Ты сказала, что работала здесь, потому что тут не было интима, — произнёс я. — Но я почему-то думал, что секс за деньги тебя особо не смущает.
— Сейчас — нет, — спокойно ответила она. — Но так было не всегда. Я начинала тут как обычная танцовщица. На этой же сцене, — она кивнула в пол, намекая на первый этаж. — Сцена, приват, какие-то пошлые фразы в процессе… но ничего более.
Впервые я осознал, что почти ничего не знаю о её прошлом. Не то чтобы я не хотел… просто в наших профессиях такие разговоры не поощрялись. Слишком многое становится личным, а личное — это всегда слабость.
— Как ты вообще сюда попала?
Она посмотрела на меня искоса, в её глазах мелькнула ирония.
— Что вдруг? Максиму Мельнику стала интересна моя биография?
— Ну, мы ведь теперь не просто друзья, — ответил я, отпив ещё.
Она уселась рядом, медленно покрутила в руке стакан, потом посмотрела на меня серьёзно.
— Я попала сюда не от хорошей жизни, Макс.
— Думаю, любая девчонка тут скажет то же самое…
— Ты ошибаешься, — покачала она головой. — Многие девочки приходят сюда не потому, что они в жопе. Кто-то просто хочет быстрых денег. Кто-то ищет богатого покровителя. А кто-то… ловит кайф от сцен, от взглядов, от власти, которую даёт тело. Хочет чувствовать себя королевой мужского внимания, не уходя за лишние грани.
— Но не ты, — догадался я.
Она не ответила сразу. Сделала ещё один глоток. Взгляд — в выключенный экран на стене. Голос прозвучал глухо, но чётко:
— Я пришла сюда, чтобы спасти свою дочь.
Мир на мгновение остановился.
— Дочь? — переспросил я. — У тебя есть дочь?
— Была. Двенадцать лет назад.
Я машинально начал считать в голове. Цифры не сходились.
— Подожди… двенадцать лет? Тебе тогда…
— Семнадцать, — кивнула она. — Всё правильно понял.
Мои пальцы сжались на стакане. Я не знал, что сказать.
— Это тоже было не моим выбором, — продолжила Яра, выдыхая дым. — Меня изнасиловали. Директор детдома, в котором я выросла. Он считал себя королём. И делал, что хотел.
Моя челюсть сжалась.
— Потом... — её голос стал ниже, глуше. — Он «случайно» споткнулся в своём кабинете и наткнулся глазом на авторучку. Несчастный случай. Бывает.
Яра встала, не сказав ни слова, и снова плеснула себе в стакан. Руки дрожали едва заметно — от воспоминаний, которые она только что вытащила наружу.
Я… просто замер.
За свою жизнь я видел всё: убийства, расчленёнку, пытки, изнасилования. Маньяков, извращенцев, мясников с лицами святых. И всё это не вызывало ничего — ни гнева, ни ужаса. Максимум — раздражение. Пока всё это оставалось за пределами моей личной реальности.
Но сейчас — не осталось.
Яра оперлась на край барной стойки, уставившись куда-то в бутылки.
— В общем, — проговорила она, голос был почти ровным. — Как бы я ни ненавидела того ублюдка… ребёнок был моим. Я не сделала аборт. Просто не смогла. Пусть он был от насилия, пусть — от боли, но… это была моя девочка.
Она выдохнула, и только тогда я заметил, как плотно она сжала челюсти.
— А потом мне исполнилось восемнадцать. Я наконец выбралась из этой помойки, надеялась начать всё с нуля. И тут — диагноз. У Аси рак спинного мозга. Онкология в начальной стадии. Лечится. Но… — она хрипло усмехнулась, — только очень дорогими препаратами, которые обычной девочке из детдома не потянуть даже в мечтах.
Она посмотрела на меня, в её взгляде не было слёз. Там было только что-то острое, выжженное.
— Представь: глобальный кризис. Полный экономический хаос. Корпораты теряют целые сектора, некогда успешные персонажи заканчивают жизнь выстрелом в башку от безысходности. И девочка — без документов, без статуса, без связей. С ребёнком на руках, которому очень нужны дорогие лекарства. Поэтому я оказалась здесь.
Я медленно выдохнул.
— Жесть… Слушай, прости. Я не знал.
— Ты и не должен был, — она чуть пожала плечами. — Думаю, если бы не события