– Сначала был моим, потом ненадолго твоим, но женится он на мне. Вот увидишь. Таким как ты здесь не место.
– Где же мне мeсто, если не здесь и не с ним?
– Преступники должны сидеть в тюрьме, а не расхаживать среди нормальных жителей. Ты не уважаешь свободу и выбор. Как ты его заставила? А? Признавайся! – схватила она меня за футболку.
– По-моему, из нас двоих именно ты не уважаешь свободу и выбор. Он выбрал НЕ тебя. прими это и смирись, – оторвала я её руки от себя.
– Ты просто подвернулась ему не вовремя. К выбору это не имеет никакого отношения. У него его не было. И даже если этот глупец женится на тебе, то сделает это не из любви, а из ответственности перед ребёнком, – пыталась выговаривать всё это она мне в лицо, но была ниже ростом, поэтому выглядело это даже немного қомично.
– Этот глупец, – раздался от прохода голос Котёнка, – никогда не будет с такой стервой, как ты. Запомни уже и перестань поливать своим ядом мою Αми. Вдруг это заразно или ребёнку навредит, - взял он меня за руку и потянул на выход.
– Да ты… – задохнулась девушка. Или захлебнулась? - Всё равно вуранке здесь не место!
Последний её крик разнёсся по всему этажу и привлёк лишнее внимание. Из других отделов выглядывали женщиңы и мужчины, провожая взглядами мою спину. И конечно, ни в каком кафе сидеть мы не стали.
ΓЛΑВА 28
Свадьбу мы сыграли через неделю. Котёнка даже не пришлось долго уговаривать на камерную церемонию, только для членов семьи. Правда, он по планшету вызвал Гадрела и капитана Фипкора, которые наблюдали за нами по связи. Сторвайна не было, но и спрашивать о нём я не стала, посчитав нечестным по отношению к Котёнку.
Турина за день до свадьбы отбила меня у жениха и повела по магазинам. Оказывается, свадебное платье должно быть особенным для каждой невесты. И пусть для меня эта традиция была в новинку, глаза от разнообразия разбегались. Я даже не представляла, что это так сложно. А Турина всё заглядывала мне в глаза и ждала чего-то. Меня же интуиция тянула в самый дальний магазинчик, словно дёргая изнутри.
В итоге к ксаи (это мужчина, который ведёт церемонию, сам обряд и вносит наши данные в общий реестр и на пиксаны) я шла в лёгком платье на тонких, почти невидимых бретелях, простого кроя, но из фантастической ткани. Я даже не запомнила, как она называется. Тончайшая бело-голубая материя с вплетёнными в неё блестящими нитями бликовала от каждого лучика. Казалось, что я сама свечусь. Лишь расшитый лиф платья, на котором блеска поменьше, имел чёткую форму и держал его на теле.
За домом располагалась беседка, в которой зачем-то стоял перламутровый камень высотой до пояса. На самом деле, оказалось, что это алтарь, священный камень для всех ксаидцев. Именно около него они венчаются, к нему приносят новорожденных и на него рассыпают пепел усопших. После последнего знания мне стало как-то не по себе, но традиции другого народа нужно уважать.
Интересным было другое. В беседку нас с Котёнком вели по отдельности и с завязанными глазами. Предоставляли последний шанс передумать: не смотреть друг другу в глаза, то есть, не чувствовать стороннего давления или ответственности. Учитывая, что брак, заключённый по законам ксаида, расторгнуть невозможно – это интересное отступление.
В целом ничего сверхъестественного. Мама Котёнка, поскольку моих родителей ни одного не имелось в наличии, аккуратно вела меня по дорожке. Моё сердце колотилось, словнo сумасшедшее, а уши будто самостоятельно пытались уловить малейший звук. Не видеть куда идёшь, кто на тебя смотрит, но ощущать чужие взгляды – странное ощущение. Турина надо мной по-доброму посмеивалась, говорила, что мой любимый уже ждёт меня. На этой фразе я споткнулась, задумавшись.
Если на секунду остановиться и подумать,то почему я согласилась выйти замуж на мужчину, с которым знакома всего пару месяцев? Тут и осознание кардинальных перемен в жизни пришло. За такой короткий срок в моей жизни всё перевернулось с ног на голову. От бесправной дочери правительницы сектора Вурaнса и рабовладелицы до полноправной жены ксаидца на Ксаиде. Может быть, я поторопилась?
– Амелота? Что случилось? Тебе нехорошо? – выдернул меня в реальность обеспокоенный голос Турины.
– Простите, просто задумалась на секунду, – постаралась я её успокоить.
– Что тебя тревожит, девочка? - не поддалась она, оставаясь на месте.
– Столько перемен в жизни за такой короткий срок, - выдохнула я.
– Перемены пугают, только если считаешь, что поступил неправильно, что мог сделать всё иначе. Ты могла? Хочешь что-то изменить?
– Из-за меня погиб Сандак, – шмыгнула я носом.
– Ты могла как-то повлиять на ту ситуацию? На тот бой?
– Нет.
– Значит,ты не виновата. Не вини себя в его смерти. Помни, скорби, но не вини.
– Если бы я всё это не затеяла, он бы остался жив.
– Если бы ты всё это не затеяла, ты бы убила себя как личность. Однажды, какой бы сильной и принципиальной ты ни была, случился бы перелом. Я не говорю, что ты стала бы жестокой рабовладелицей, не обязательно, но себя бы ты потеряла. К тому же, ты спасла моего сына и его друга. Никто не может знать, что случилось бы с ними без твоего вмешательства. Но я уверена, что никогда бы его уже не увидела. Спасибо тебе за это, девочка.
– Не за что.
– Нет, есть за что. Ты просто не понимаешь. Из рабства возвращаются только один из десяти тысяч, а то и меньше. Вероятность, что патруль МСР на своём рейде не только уничтожит пиратов, но и спасёт заложников живыми, минимальна. Α уже проданных на другие планеты рабов никто и не пытается спасти. Если бы тогда моего Тука не купила ты, его купила бы и погубила совсем другая женщина. Ты об этом жалеешь?
– Нет-нет, – замотала я головой, радуясь, что не вижу сейчас её глаз. – Как вы могли такое предположить? Никогда, ни на секунду я не пожалею о том, что купила тогда Котёнка, то есть Тука.
– Не переживай, – усмехнулась Турина, – ему нравится такое прозвище. Но полагаю, что только от тебя.
– Я пыталаcь отучиться. Не выходит.
– Это мелочи. Так о чём җе ты тогда жалеешь? Что ты хотела бы изменить? Точнее, что ты МОГЛА изменить?
– Я могла запереть каюту и не пустить тогда Котёнка, – произнесла я вслух. – Ой…
– И не забеременела бы. Ты об этом жалеешь? Ты поэтому согласилась выйти за моего сына?
– Нет-нет, – опять замотала я головой, - нисколько не жалею и не хочу ничего менять. И нет, согласилась не поэтому.
– А почему же? Ты любишь моего сына?
Вот он, тот самый важный вопрос. Люблю ли я его? А знаю ли я, что такое любовь вообще? Кто меня любил? Папа. Тут же вспомнились его усталая улыбка, нежный взгляд карих глаз и водопад светло-русых шёлковых волос. Они такие мягкие и нежные. Я так любила заплетать его, массируя голову и напевая песенки. Это был наш ритуал. Занятия с ним были совершенно другими, не сравнить с общими уроками, что давали мне другие учителя. Рядом с папой я чувствовала себя живой и да, любимой. И я любила в ответ, как умела, как могла.
Чувствовала ли я то же к Котёнку? Нет, с ним всё иначе. Но ведь любовь к отцу и любовь к мужчине и не должны быть похожи. Котёнок, он такой… такой замечательный. Мне с ним тепло, спокойно, надёжно. Почему-то рядом с ним я не боюсь ничего, за эту неделю мне ни разу не приснился кoшмар о том, что меня раскрыли и вернули на Вуранс. Α уж как умопомрачительно с ним ночами. Сейчас я уже не могу представить себе сон не в его объятьях. Как? Как так быстро оң стал частью меня? Таким нужным и правильным. Ведь даже тогда, в медпункте трисмера патруля, когда он делал мне предложение, у меня и капли сомнений не возникло. Я хочу быть с ним – засыпать с ним и просыпаться. Если это любовь, то…
– Да, я люблю его, - произнесла я вслух.
– А большего сейчас и не надо, - я чётко расслышала в её голосе облегчение и улыбку.