Осадные работы продолжались четыре дня, так как почва возле башен была местами камениста. Кроме того, работали только поляки и венгры, а немецкие наемники отказались участвовать в рытье траншей до тех пор, пока им не будет выплачено жалованье. Все это время русские стреляли по траншеям тяжелыми ядрами и скатывали в них громадные камни, — впрочем, все это без особого вреда для осаждавших. Главным оружием псковичей поневоле была ругань, которая не утихала на стенах с утра до вечера.
— Где тут вам победить нас! — кричали осажденные. — Вы увидите, что мы вас зароем, как собак, в тех ямах, которые вы копаете!
Поляки и венгры между тем провели пять траншей вдоль и семь поперек, чтобы штурмующие могли сообщаться друг с другом и подавать помощь.
5-го и 6 сентября осаждавшие ставили орудия и 7 сентября открыли стрельбу по Покровской и Свинузской башням. Канонада велась непрерывно, стены трескались, и от сыпавшегося щебня дым стоял столбом. Русские вынуждены были снять свои пушки с этих башен.
Венгры сделали брешь в стене раньше поляков и готовы были тотчас броситься на штурм. Баторий одобрял их горячность, но Замойский настоял на том, что надо подождать подкреплений и еще больше расширить пролом. Король согласился с ним, хотя запасы пороха были на исходе и существовала опасность, что пушки замолчат раньше, чем начнется штурм.
Наконец поляки тоже сделали пролом. Венгры рвались на приступ. Чтобы подействовать на короля, они привели к нему гайдука, который заявил, что ему удалось подкрасться к бреши, сделанной венграми, и что, по его мнению, взобраться на стену по грудам щебня и мусора будет достаточно легко. Но по совету осторожного Замойского это сообщение решили проверить.
Тотчас явились охотники и добровольцы, чье усердие весьма понравилось королю. Они надевали на латы белые сорочки и вывешивали перед своими палатками знамена, чтобы привлечь к разведке побольше участников. Каждый из них, облачившись в чистое белье, с обнаженным мечом заходил к товарищам, прощался и писал завещание.
А осажденные готовились отразить приступ. Духовенство с молитвой обнесло вокруг стен чудотворную икону Успения Богородицы, осенило крестами и окропило святой водой проломы. Воеводы распорядились возвести позади проломов деревянные стены, расставили пушки и расположили стрельцов. На военном совете было принято решение биться с врагом до последней возможности.
По плану Замойского участники штурма были разделены на три части: разведывательный отряд, собственно штурмующие и резерв. Разведчикам предписывалось пробраться в проломы и подать сигнал, можно ли идти на приступ. Солдаты резерва должны были оставаться у батарей и ждать распоряжений гетмана.
Около полудня 8 сентября в лагере Батория раздался барабанный бой. По этому сигналу вся кавалерия выехала и окружила город, а штурмующие колонны заняли свои позиции. Король выбрал местом своего нахождения колокольню Святого Николая Мученика в полуверсте от города. Раздались залпы из орудий и ружей, чтобы согнать стрельцов со стен, и разведчики отправились выполнять свое задание. Вскоре они дали знать, что можно начинать штурм.
Первыми на приступ бросились венгры, за ними последовали остальные. У рва в рядах штурмующих произошло некоторое замешательство, ибо многим солдатам показалось, что брешь недостаточно велика. Но венгры увлекли колеблющихся за собой и одним ударом овладели Покровской башней, на которой вывесили четыре королевских знамени. Это вызвало ревность в поляках, и они дружным натиском ворвались в город через вторую брешь и овладели Свинузской башней. Яростный напор штурмующих поначалу навел на псковичей страх, они побежали, но вскоре опомнились, возвратились и вступили в бой, побуждаемые к этому угрозами и слезными просьбами князя Ивана Шуйского и других воевод, а также видом икон, мощей и хоругвей, которые велел вынести навстречу бегущим Печорский игумен Тихон, совершавший богослужение в Троицком соборе.
На штурмующих обрушился град пуль, камней и поленьев. Поляки и венгры, находившиеся на башнях, с высоты видели огромное множество народа, бежавшего к месту сражения. Это зрелище вкупе с жестоким отпором, на который натолкнулись штурмующие в местах проломов, как-то разом погасило боевой пыл венгров и поляков: им показалось, что взять город нет никакой возможности. К тому же, остановившись в своем движении, они очутились в критическом положении, ибо псковичи стали стрелять в Покровскую и Свинузскую башни с других башен, сбили с них крыши, а также начали закладывать под обе башни порох.
Историки обыкновенно заканчивают повествование об этом штурме эффектным эпизодом со взрывом Свинузской башни, при котором будто бы погибло до 5000 поляков. Однако похоже, что здесь имеет место недоразумение. Известие о взрыве содержится в псковской «Повести о прихождении литовского короля Стефана на великий и славный град Псков», которая говорит об этом следующее: «Еще к тому государевы бояре и воеводы повелеша под Свиную башню поднести много зелия и повелеша зажещи ее. Тогда же высокогорделивые королевские приближенные у короля вопрошались на пред во Псков внити и короля срести; и государевых бояр и воевод связанных привести пред короля. Он же рече: к первой похвале о связанных русских людей бояр и воевод, Божиим промыслом первее за псковскую каменную стену Свиной башни вкупе смесившеся своими телеси, другую яко под Псковом башню соградима…»
Из этих маловразумительных слов, смысл которых состоит только в том, что король предрекает большие потери своей армии, Карамзин вывел заключение, что Свинузская башня «взлетела на воздух с королевскими знаменами» и «ров наполнился трупами немцев, венгров, ляхов». С тех пор эта красочная сцена кочует из одного исторического сочинения в другое. Однако польские очевидцы осады молчат о взрыве Свинузской башни, а потери поляков при штурме оценивают в 500 человек. Мне представляется, что эти сведения более достоверны, нежели темные словеса «Повести», которая вообще изобилует пустой риторикой и фактическими погрешностями, — поэтическое воображение ее автора населяет, например, королевский лагерь польскими паннами, оплакивающими своих мужей…
С военной точки зрения штурм 8 сентября производит впечатление лихой авантюры, которая ни в коем случае не могла увенчаться успехом, ибо для подобного предприятия следовало в большом количестве заготовить фашины и лестницы, а не рассчитывать на проломы, за которыми находились новые стены. Не исключено, что Баторий решился на этот шаг вследствие затруднительного положения своей армии, испытывавшей большую нужду в порохе и продовольствии.
Неудача привела королевскую армию в уныние. Из-за недостатка пороха пришлось прекратить обстрел города. Военный совет, состоявшийся на следующий день, приговорил послать за порохом в Ригу и Курляндию, а пока ограничиться