Зацелованные им губы закололо от такой близости и жажды нового поцелуя. Сколько же их было за эти дни и ночи, страстных, жадных, нежных, с мучительно-сладким долгим-долгим послевкусием, открыто и украдкой, чтобы урвать хоть малюсенький глоток родного вкуса и тепла. Мы и тогда, в нашем прошлом безумстве столько не целовались наверное, а сейчас просто разрывало от необходимости наверстать, заполнить годы пустоты.
— Сука, это же просто наваждение какое-то, не могу от тебя оторваться, княжна моя. Все, как и прежде. — пробормотал Рус, сбившись с серьезной мысли и озвучив то, что крутилось в моей голове. — Не смотреть, глаз оторвать от тебя сил моих нет, а смотрю и дурею. Земли-неба-воздуха нет, только ты одна и надышаться-нахапаться никогда не смогу. Гребаный бесконечный высший кайф.
— Блин, вы опять?! — предотвратил почти случившийся поцелуй с неизбежными последствиями возмущенный голос Эрика, который появился у основания лестницы. — Ну сколько можно-то?
— Сынок, я тебе задам этот же вопрос, когда ты встретишь ту самую женщину. — проворчал Рус, отстраняясь. — И буду так же появляться и обламывать.
— Не зови меня так! — уже привычно огрызнулся Эрик. — И фиг там тебе бы удалось мне что-то обломать. Я излишней застенчивостью не страдаю и от процесса не отвлекся бы.
— Эрик! — тихо рыкнула я на нахала.
— Процесса? Серьезно? Так по-твоему это называется? — между тем ехидно продолжил Рус и я зыркнула уже на него.
— Конечно. Как еще именовать данную последовательность весьма банальных и однообразных действий.
— Хм… И откуда такая уверенность насчет однообразия, если не разу ещё не пробовал? Влажные сны и реальность немного разные вещи, знаешь ли.— ухмыльнулся Рус и я-таки двинула ему под ребра локтем.
Нет, по-настоящему они уже не цапались, но и теплыми их отношения я бы не назвала. Эрик категорически отказывался называть Руса своим отцом при членах стаи и наедине, а так же жить в его доме. Пришлось поселить его в общежитии для не обремененных семьей членов стаи, весьма насытив жизнь тамошних обитателей событиями. Характер у сына как порох, плюс все равно косые взгляды и шепотки, а то и откровенные выпады в преддверии грядущих глобальных изменений, вот и ходил Эрик вечно в свежих синяках и ранах. Но любую помощь отвергал, решив добиваться исключительно самостоятельно заработанного статуса среди бойцов. Да уж, отцовская кровь — не водица, вроде так у людей говорят. Упрямство точно в нем от папаши. Самое странное заключалось для меня в том, что и Рус вел себя отнюдь не как взрослый в этом их вялом противостоянии. Если Георг всегда величаво игнорировал ехидство Эрика и терпеливо не замечал дерзости, то от родного отца юный наглец “ловил ответочку”, как сам это называл. Едкие замечания, подколки, огрызания и взаимные язвительные угрозы — вот каким было их общение по-большей части. Но чем дальше, тем отчетливее в тоне Эрика проскальзывало не чистое ехидство и злость, а нечто похожее на … восхищение что ли, хотя в этих их препирательствах последнее слово всегда оставалось за Русом. А может именно и поэтому.
— Прекратите хоть сегодня. — велела я своим мужчинам. — У меня и так нервы как струны.
— Мам, ну смысл переживать? Если кого-то что-то не устроит, то пусть валят. — Эрик видно и сам не заметил, что повторил слова Руса. Как у них все просто.
— А если все свалят, вы не подумали? А если там уже бойня, ещё до нашего прихода?
— Все не уйдут, мои уж точно. — уверенно заявил мой любимый. — А сцепились бы — нам сообщили бы. Давайте, я хочу с этим покончить уже. У меня есть чем заняться куда более интересным. — одарил меня Рус такой порочно-предвкушающей улыбкой, что Эрик не сдержал нового насмешливого фырканья.
— Рус, слияние стай это не тот процесс, который может произойти мгновенно! — в который уже раз я возмутилась его легкомысленному отношению. — На это уйдут месяцы, а то и годы, и не факт, что получиться.
— Эрин, главное, чтобы один факт оставался неизменным — мы вместе. Остальные обстоятельства и декорации могут меняться как угодно или вообще катиться на хрен. И вообще, я уверен, что те, кто не готов нас слушать просто не придут. — отмахнулся мой упертый Дикий, распахивая для меня дверь. — Все, вперед.
Мы обратились и помчались по главной аллее его поселения, сквозь распахнутые настежь ворота, не встретив ни одной живой души. Сегодня в обоих поселениях должны быть распахнуты ворота и все члены обеих стаи по моему и Дикого приглашению в звериной ипостаси были призваны в одно место, находящееся вне границ обеих стай. Туда мы и направлялись, чтобы решить как дальше всем жить.
Густая атмосфера взаимной неприязни и агрессии начала ощущаться еще на дальних подступах к огромному лугу. Выбежав на его центр мы увидели обе стаи вставшие друг против друга в боевом порядке, привычном для каждой. Низкий вибрирующий гул общего рыка проникал буквально в кости, будя внутри то самое, первобытное, лютое, способное с легкостью сдернуть с каждого представителя нашего вида налет цивилизованности, обратить в требующее крови и сражения порождение чистого зверства.
Остановившись, перехватила взгляд ртутных глаз, находя в их жадном блеске, в трепете ноздрей Руса отражения собственных ощущений. Драться, ворваться в чужой строй, крушить, рвать — вот чего желали наши звери. Но не мы.
Рус обернулся первым, протянул мне руку, встречая и мой оборот. Следующим был наш сын, вставший за нашими спинами и это запустило лавину. Без приказов и давления члены обеих стай оборачивались и вставали на две ноги один за другим, а густой полог агрессии будто просветлел, хоть и не рассеялся вовсе. В этом и была часть моей задумки. Сотни обнаженных, ничем не прикрытых от взглядов друг друга мужчин и женщин, разве мы такие уж разные? Разве есть на чьей-то коже печати большего врожденного величия или наоборот уродливые клейма, указывающие на примесь в крови? Ничего такого, только боевые шрамы и по две руки и ноги у каждого. Конечно в обнаженке для хранимых или обращенных нет ничего