Поезд Санкт-Петербург — Романов-на-Мурмане, отдельный прицепной вагон до Беломорска, 5 августа 1914 года, среда, начало ночи
Девятнадцатую годовщину своего пребывания в этом мире[5] я встретил, колеблясь между паникой и отчаянием. А в краткие минуты просветления переходил к самобичеванию. Кретин! Дебил самонадеянный! Миллиардщик хренов! Это же надо, почти десять лет я готовился к Большой Войне, заключил выгодные контракты, собрал финансы в кулак, наготовил кучу читерских[6] заделов и… Война так и не началась!
Да, 1 августа никто из Великих держав войну так никому и не объявил! Вернее, потом-то выяснилось, что Германия объявила России войну «точно по графику». Вот только телеграмма об этом почему-то «застряла» в пути, и наш самодержец узнал об этом только на следующий день[7]. Представьте, как я перенервничал!
Но и потом поводов для спокойствия не прибавилось. Наши «союзнички» по Антанте не спешили с заявлениями о поддержке. А у меня в памяти застряло, что в реальной истории англичане заверили немцев, что не вступят в войну, если Франция не будет атакована[8].
В итоге я стоял, как тот богатырь, на развилке, где все варианты не сулили ничего хорошего. Если война всё же не начнётся в ближайшие месяцы, наш Холдинг понесёт крупные финансовые и имиджевые потери. А потом, поскольку война неизбежна, войдёт в неё сильно ослабленным.
Если из всей Антанты в войне окажется одна только Россия — тоже ничего хорошего. Германские и австрийские немцы готовились победить весь блок Антанты. Так что в одиночку мы будем тем ещё «мальчиком для битья». Особенно учитывая разницу в сроках мобилизации. Да немцы уже под Москвой и Питером могут стоять, когда наша военная машина развернётся. Тем более что в этом случае вряд ли в стороне останутся Турция и Румыния. К побеждающему блоку они примкнут быстро и охотно!
А может быть, сбудется кошмар, которым я пугал Витте, и на нас нападёт ещё и Япония. Фактически, та же Великая Отечественная, но на 27 лет раньше и гораздо хуже. Ограбят нам страну, аннексируют часть территории, обложат контрибуциями да репарациями, а потом ещё и революция непременно случится. А за революцией — неизбежно и Гражданская война. Есть от чего прийти в отчаяние, чёрт возьми!
Так что, когда я узнал о том, что немцы объявили-таки войну Франции, я с искренним облегчением выдохнул. И не менее искренне возблагодарил Господа. Теперь от желания французов ничего не зависело. Да и британцам не удалось отсидеться в уголке. Во вторник, 4 августа, германские войска вторглись в Бельгию, проигнорировав ультиматум Великобритании. И в тот же день англичане вступили в войну.
Да, возблагодарил в молитве. И не просто так, а в храм сходил и свечки поставил. Потому что это ещё был лучший для России и меня выход. Вот только… Даже он не был гарантией, что мы избежим поражения в войне.
И благодарить за такое изменение ситуации надо именно меня. Вернее нас, господина Воронцова сотоварищи. Да, мы усилили экономику России. Вот только при этом германская экономика прибавила ещё сильнее. Мы наготовили тех самых читерских заделов — бомбардировщики, истребители, полугусеничные бронеходы, минометы и гранатомёты, новые материалы и улучшенная радиосвязь. Вот только немцы переняли многие из этих наработок, и теперь их армия гораздо сильнее, чем она же в известной мне истории. Сильнее, быстрее, лучше оснащена…
А французы, увы, как раз стали существенно слабее. И тоже по нашей вине. Мы «перетянули» в Россию значительную часть производства стали и машин, чем существенно ослабили их металлургию и машиностроение, почти лишив их экспорта этой продукции в Россию. Кроме того, мы вместе с немцами «задавили» французскую химию, да и отток дешевого капитала в российские проекты был весьма велик. Вот «лягушатники» и ослабли.
И если даже в той истории немцев во Франции остановили буквально чудом, так и говорили про «чудо на Марне», то здесь и сейчас были все шансы, что чуда не случится. А дальше, с большой вероятностью, французов вышибли бы из войны, и мы все перешли бы к третьему варианту — «все соседние страны воюют против России». Только ещё ухудшенному тем, что и французов заставили бы снабжать германские войска.
Поэтому последние полгода мы старались, как могли, усилить французов. Причём мрачный юмор ситуации состоял в том, что сделать это было нужно незаметно и для германской разведки, и для нашего правительства, и для самих французов. Тот ещё цирковой номер! И мне оставалось только молиться и надеяться, что он удастся. А пока… Я возвращался в свой «центр силы», в ставший родным Беломорск. К семье и к Холдингу. Только там я мог сделать что-то ещё.
Из мемуаров Воронцова-Американца
«…Разумеется, готовился к войне не я один. И некоторые участники этой подготовки сумели меня весьма удивить…»
Санкт-Петербург, центральная пересыльная тюрьма «Кресты», 5 августа 1914 года, среда, позднее утро
— Хорошо всё же, Костя, что тебя на доследование вызвали. В «Крестах»-то тебя навещать проще! Удачно получилось!
Коровко только хмыкнул. Как же, «получилось» оно, само. За это взятку пришлось дать и немалую. И адвокату заплатить, чтобы всё правильно устроил, да денежки у кого положено, взял и кому надо — передал. Но да, устроилось всё хорошо. Теперь к нему чуть не ежедневно и жену пускают, и адвоката, а иногда даже и любовницу. Нет, свидания проходят под надзором. Так что об утехах и речи быть не может, вот только Ксюша, в отличие от жены, была в курсе многих его дел и прекрасно понимала намёки. Да к тому же память у неё была почти абсолютная, так что вполне могла запомнить несколько страниц текста с первого раза. И кому надо потом на воле передать. А пускали её сюда как представительницу «Фонда помощи Балканским странам», формальным основателем и руководителем которого был брат жены.
О! Его благоверная будто мысли прочла, как раз о шурине заговорила.
— И не хмыкай, Михалыч! Как бы я тебе тогда новости передавала? В общем, братик просил передать, что у него всё хорошо, как только народ узнал, что австрияки сербам войну объявили, сборы сразу подскочили. Вот только фрахты между Одессой и болгарскими портами все выкуплены оказались.