— Готов? — сурово спросил Шура Гусев Диму, когда ваза осталась пустой.
— Почти, — заверил комиссию Дима, — почти готов… остались самые пустяки… — В глазах у него все заметили какой-то странный, очень легкий блеск.
— Пойдешь к Наташке, — решительно сказал Шура Гусев. — У них сегодня именины…
Через час Дима сидел за столом у Наташи Рыбкиной, счастливой и сияющей, и праздновал с родственниками Наташи день рождения ее бабушки. В это время фосфорная комиссия в полном составе стояла на лестничной площадке и в наступающих сумерках ждала, когда Дима, по словам Туркина, окончит заниматься торторазработками. И конец, который бывает всему в жизни, в том числе и самым большим тортам на свете, наступил.
Дима появился на лестничной площадке и огласил ее громким иканием. Комиссия радостно и торжественно ахнула. В кромешной тьме круглое лицо капитана Сого излучало мягкий фосфорический свет! Оно светилось, как циферблат от часов! Над головой Димы стояло сияние синего медицинского света.
Спускавшаяся сверху старушка оглянулась и сказала:
— Свят! Свят! Свят! — перекрестилась и отвесила Диме низкий поклон.
— Завтра матч! — вынесла приговор вполне удовлетворенная комиссия.
Но капитану Соври-голове, очевидно, больше нравилась уже сама подготовка к матчу, и потому он спросил:
— А почему, собственно, завтра?
Наташа Рыбкина не поверила своим ушам, а Костя Стрельников, вдруг научившийся удивляться, закричал:
— Какого тебе еще торта надо?! — и стал грозно приближаться к Диме.
— Фигу тебе! — сказал Шура Гусев.
— А в фигах разве есть фосфор? — благодушно спросил Дима, оглушенный, наверное, количеством съеденных «плодов просвещения».
— В этих нет! — ответил Гусев, поднося два кукиша к светящемуся носу капитана. — Завтра будешь играть как миленький!
— И смотри, — сказал помрачневший веселый Туркин. — Не подгадь! Ваше сиятельство… то есть… наше сиятельство!
— На маленьком шахматном поле большое искусство живет! — пели девчонки пятого «А», сопровождая капитана Соври-голову на бой в пятый «В».
Рванув дверь в крепость противника, тихо шелестящего разными шахматными пособиями, Дима шагнул за порог. Как тихий ветер, шелестели приглушенные предбоевым напряжением голоса:
— Ж-6… Нет, нет… Е-2… Ж-6 же! Ах, ты куда тянешь пешку…
Дима после небольшой, но эффектной паузы свистнул. Это был художественный свист, в котором жажда боя и уверенность в победе сочетались с презрением к несветящемуся противнику. После этого Дима потряс над головой шахматной доской, расставил фигуры.
Сорокин, слегка бледный, с губами, сложенными жестко, сел против Димы. Он был тускл, как запыленное стекло. Первую партию Дима Колчанов проиграл Сорокину на десятом ходу.
Ошеломленный пятый «А» вывел Диму в коридор и спросил:
— В чем дело?
Под гнетущее молчание своих и под ликующие крики пятого «В» Дима долго анализировал что-то в своей голове. Потом шмыгнул носом и произнес одно-единственное загадочное слово:
— Стены!
— При чем тут стены? — спросил Костя Стрельников.
— А при том, — сказал Дима. — Мы играем в пятом «В», он для Сорокина — дом родной, а дома, как известно, и стены помогают.
— Ты не про стены говори, а говори про что предлагаешь!
— Что я предлагаю, я предлагаю играть следующую партию в нашем классе!
— А в нашем классе ты выиграешь? — спросил пятый «А».
— Ха! Если к фосфору прибавить стены — ни один Сорокин не устоит!
С криками разного характера шахматную доску перенесли в пятый «А».
Вторую партию Дима проиграл на шестнадцатом ходу…
Сорокин поднялся из-за стола бледный, если не сказать — серый. От волнения. Даже мало понимающему в шахматах было видно, какую превосходную комбинацию он провел сейчас! Даже мало понимающий в шахматах сообразил, что это стоило ему труда! Все-таки Дмитрий Николаевич Колчанов был чемпионом в прошлом году не за здорово живешь! Значит, чего-то стоил Сорокин! На этот раз Сорокина бросились обнимать и враги, и друзья. Потом его подбросили несколько раз под потолок и всей орущей компанией вынесли на руках из класса.
И только химик Гусев никак не мог успокоиться. ФОСФОР — сила или не сила?! Уже одетый, с портфелем в руках и вполне уверенный, что ФОСФОР — все-таки сила, Шура заглянул в свой класс. Там опять вовсю светило солнце, тропические тени от плюща трепетали на стене и солнечный слон стоял между классной доской и партами. Дима Колчанов сидел над шахматной доской, обхватив руками свою фосфорическую голову.
— Да, — сказал задумчиво химик Шура. — Видно, кроме фосфора надо что-то еще иметь в голове…
Он тихо закрыл дверь.
На последней парте сидела никем не замеченная до сих пор Наташа Рыбкина. Она сказала:
— Димыч, а что там дальше было… в Конго?
— Конго… — ответил, не оборачиваясь, капитан, — Конго — это тебе не шахматы… там такое было… такое…
Блистающие, сверкающие пылинки дрогнули — как будто бы солнечный слон тихо вздохнул вместе с Наташей Рыбкиной.
— Интересно, кто это вам рассказал? — спросил меня капитан Соври-голова, прочитав рассказ.
— Ребята, — сказал я.
— Наврали, — сказал капитан. — Ни в какие шахматы я не играл. Это Сазонов играл, а я ему только листок из календаря подарил.
— Какой листок?
— Ну, с заметкой «Фосфор — элемент жизни». Листок дарил — это правда, а все остальное нет.
— Значит, про тебя уже легенды сочиняют.
— Сочиняют, но это для меня ничего не значит.
— Впрочем, если ты про фосфор придумал, ты тоже принимал в этой затее участие.
— Да не принимал я, не принимал, — рассердился капитан. — У меня в это время дело поважнее было.
Я насторожился:
— А какое это дело?
— В космос я летал, — спокойно ответил капитан. — Только вы меня об этом пока не расспрашивайте. Тайна это… Важная тайна.
— Может быть, все-таки… — заикнулся я.
— Может быть, — ответил капитан, поняв меня с полуслова, — может быть, но только со временем… расскажу вам и про полет, так и быть…
— Слушай, капитан, — сказал я Диме, — а правда, что у тебя нормальная температура тридцать шесть и девять?
— Правда, — ответил Дима.
— А отчего она у тебя такая… — Я поискал слово и сказал: — Такая повышенная?
— А у вас какая температура? — ответил Дима вопросом на вопрос.
— Как у всех,