— Но вы же не понимаете, он должен сняться, для него такой вопрос решается, такой!..
Но Андрей уже быстро пробирался к выходу. Четвертый нагнал его только в коридоре.
Некоторое время они молча шли, не замечая ничего вокруг. Вдруг Четвертый решительно схватил Андрея за руку и потащил обратно.
— Ладно, тетя, я согласен! — сказал он, вновь пробившись к столу. — Так и быть! Снимайте!
— Давно бы так! Сейчас мы тебе сделаем фотопробу!
— Минуточку! Только у меня условие: вместе со мной вы снимаете и его!
— Но пойми, он нам не нужен!
— Ах так… Тогда и я не буду!
Правильно говорят, от судьбы не уйдешь. Андрея не приняли и в хоровой кружок, и в секцию по прыжкам в воду не приняли.
«Ну, почему же так? Почему я такой невезучий?.. Просто я, наверное, неспособный. Это за километр видно, — угрюмо размышлял Андрей. — Четвертого вон сразу везде приглашают: и на киностудию — внешность подходящая, и в хоровой кружок — превосходно поет сольфеджио, и в спортивную секцию — классно прыгает с трамплина!.. Не завидуй, не надо… Зато он настоящий друг, везде отказался без него, Андрея».
Усталые и обескураженные неудачами, брели вечером по дачному поселку Андрей со своим добрым, но не состоявшимся гением.
И, уже подходя к даче Андрея, они увидели, как весело взбежал на веранду своей дачи Первый, как, насвистывая веселый мотивчик, открывал калитку Второй, как, размахивая спортивной сумкой, перепрыгнул через забор Третий.
На темной дачной улице остались двое.
— Ты не расстраивайся, Андрей! — утешает Четвертый. — Я утром обязательно что-нибудь придумаю… Я ведь знаю этих девчонок…
«Я среди них — пятый», — грустно сказал сам себе Андрей.
Глава седьмая
А утром Андрей наблюдал из-за ограды такую картину: Четвертого, уже направлявшегося к Андрею, вдруг перехватил Первый.
О чем они шепчутся так таинственно? На что согласился Четвертый, добродушно кивнув головой? Что за таинственная записка в его руке?
Андрей надеялся, что сию минуту все тайны разъяснятся, но Четвертого затем перехватили и Второй и Третий. И от них он принял какие-то записки.
Тогда и Андрей из-за своего забора окликнул друга.
— Ага, и ты написал? — спросил Четвертый, протягивая руку.
— Что написал? — поразился Андрей.
— Записку Наташе?
— Ничего я не писал, — вспыхнул Андрей. — А ты-то что?
— Что?
— Обещал мне помочь! А теперь и нашим, и вашим. Что, они сами не могут?
— Так в том-то и дело, что не могут. Самолюбие же, — виновато сказал Четвертый.
— Какое самолюбие!
И Четвертый, добродушно мигая своими добрыми глазами, терпеливо начал объяснять Андрею, что одному не позволяет самолюбие актерское, второму — самолюбие тенора, а третьему — спортсмена и что не может он отказать хорошим ребятам в таком пустяке.
— А у тебя самого самолюбия нет?
— А зачем оно мне?! Ведь я же… — Четвертый беспомощно развел руками. — Ну так будешь писать?
Андрей молча повернулся и ушел. Но недалеко, чтобы можно было увидеть: что будет дальше?
И увидел. Подкараулив Наташу у калитки, Четвертый начал что-то говорить, протягивая записки. Но Наташа гордо отказалась и закрыла калитку перед его носом.
Обескураженный Четвертый опустился на лавочку со всеми записками, а обрадованный Андрей помчался домой. Он включил сразу магнитофон и приемник, бросился к матери и кружил ее в танце под звуки музыки и грома.
— Андрюша! — отбивалась смеющаяся мать. — С ума сошел! Отпусти!..
…Андрей провожал мать на станцию. Плыли летние сумерки, редкие фонари привлекали мошкару, белыми точками мелькавшую вокруг ламп.
Какая-то девочка шла далеко впереди, и внезапно Андрей понял, что это Наташа.
— Мама, пойдем поскорей, — порывисто сказал он, — а не то опоздаем.
Мать взглянула на него, затем на девочку, мелькнувшую под фонарем, и послушно ускорила шаг.
Когда они нагнали Наташу, Андрей нарочито равнодушно отвернулся, а мать с любопытством посмотрела на девочку. Матери было интересно рассмотреть поближе девочку, из-за которой сын ускорил шаги. Мать улыбнулась — Андрей заметил это краем глаза — видно, что Наташа ей понравилась.
— Вам тоже на поезд? — неожиданно спросила мать.
— Да, — сухо ответила Наташа.
— Опаздываем, — напряженно сказал Андрей.
— Успеем, — снова улыбнулась мать.
— Еще пятнадцать минут, — спокойно сказала Наташа.
И так они молча прошагали до станции, и никто ни на кого не смотрел.
Когда уже закрывались двери вагона электрички, Андрей сказал матери:
— Я тебя встречу, ладно?
— Хорошо, — сказала мать.
Поезд отошел, набирая скорость, и скрылся за поворотом, где в одиночестве сиял на семафоре зеленый глаз.
Андрей не пошел домой. Он долго сидел на лавочке, одна за другой прибегали электрички, на станции выходили редкие пассажиры, ЕЕ среди них не было.
А потом он увидел маму, она вышла на расстоянии вагона от него.
— Ты настоящий рыцарь, — сказала она. — Пошли домой.
— Мам, — не сразу ответил он и достал фонарик. — На… А я тут еще немного побуду?.. Ребята должны вернуться, они вслед за тобой поехали.
— Хорошо, — мать послушно взяла фонарик. — Ты только не задерживайся…
И ушла.
Он прождал еще примерно с полчаса… Проходили товарняки с двухэтажными платформами, загруженными новенькими «Жигулями», спешили скорые международные поезда «Москва—Варшава—Берлин—Москва», проносились сквозные электрички… Тихо было на станции, когда грохот поездов замирал вдали. Тогда Андрею казалось, что он ожидает здесь ЕЕ вечно.
Она вышла из последнего вагона в 21.35 и прошла мимо, не заметив его. А может быть, она нарочно не заметила?..
Когда она спускалась с платформы к тропинке, ведущей в поселок по лесу, он встал и двинулся за ней.
«Я ей сейчас все скажу!.. Не знаю пока что, но скажу… Скажу самое главное: можно вас проводить до самого дома? Мы с вами почти соседи, я знаю, где вы живете».
Он сошел с платформы, догнал ее. И вдруг впереди вспыхнули три фонарика. Из кустов выросли фигуры трех его друзей.
Три электрических фонарика рыцарски освещают ей дорогу. Три друга идут рядом с ней.
— Мы вас проводим… Какая случайная встреча!.. Вы бы без нас пропали!..
А кто-то, кажется Первый, патетически воскликнул под Маяковского:
— А луна такая молодая, что без провожатых ее и выпускать рискованно!..
Она ничего