Я сам провел на площади немало времени. Вместе с дедом, дядюшками, Прокопом и другими ближними людьми сидел за столом, угощаясь и наблюдая за весельем. Ходил среди народа, перебрасывался шутками со служилыми, слушал разговоры посадских. Праздник был нужен не только для веселья — он позволял мне лучше почувствовать настроение города, увидеть, насколько люди сплотились под моей рукой. И увиденное радовало — Старица оживала, крепла, и люди, казалось, готовы были стоять за меня.
Но даже среди всеобщего веселья я не забывал о делах и опасностях. В один из дней Масленичной недели, когда гуляния были в самом разгаре, я уединился в палатах с дедом Прохором и головой полка — дядей Поздеем. Разговор предстоял серьезный.
— Ну что, Поздей, — начал я, когда мы остались втроем. — Долго ты приглядывался к людям в полку. Что думаешь? Всем ли можно доверять?
Дядя Поздей посерьезнел.
— Люди верны тебе, и будут биться за тебя, не жалея животов своих. Старые твои послужильцы и дедовы люди верны, без сомнения. Гороховчане — тоже люди проверенные. Туляки и тверичи, что недавно прибыли, пока держатся крепко, службой довольны. Но… есть и те, кто вызывает сомнения.
— Сколько их? — напряженно спросил я.
— По моим прикидкам, душ двадцать наберется. Кто по пьяни лишнее болтает, кто с чужими людьми якшается, кто службу несет спустя рукава да говорит много. Есть несколько человек, за которыми глаз да глаз нужен. Следить надобно, княже. Мало ли что у них на уме.
— Два десятка… — задумчиво протянул дед. — Немало. Как бы беды не вышло.
— Знаешь, собери их в отдельные десятки, пусть вместе будут. Когда потребуется, отошлем их подальше, чтоб не путались под ногами, — решил я.
— Добро, княже, — тут же кивнул дядя.
Разговор оставил тяжелый осадок. Полк — моя главная опора, и мысль о возможных смутьянах внутри него была неприятна. Но лучше знать о тех, на кого я могу полностью положиться, и тех, кто не подведет.
Праздничная неделя подходила к концу. Прощеным воскресеньем Старица простилась с Масленицей, готовясь к Великому посту. И как раз в эти дни из долгого и опасного путешествия прибыл Викша с новостью от Елисея. Сам Елисей был возле Смоленска, отправляя вперед весть: старец Варлаам выкуплен из ляшского плена!
Я немедля отправил десяток Прокопа встретить Елисея и старца. Когда они прибыли, встали в лесу близ города. Все было сделано в строжайшей тайне, под покровом ночи Варлаама провели в Свято-Успенский монастырь. Там его уже ждали. Старца поместили в дальнюю келью, под надежную охрану, запретив кому-либо его видеть без дозволения игумена.
На следующий день я тайно посетил монастырь. Варлаам выглядел измученным — худ, бледен, напуган — и отвечал на вопросы неохотно, односложно. Было ясно — он пережил многое и до смерти боялся новой расправы. Я не стал его терзать расспросами, лишь убедился, что это действительно тот самый спутник Отрепьева. Он описал Отрепьева, и это описание соответствовало царю Дмитрию!
— Отдыхай, старец, — сказал я ему на прощание. — Здесь тебе ничего не грозит, но о том, что ты здесь, никто не должен знать. Молчи — и будешь жить.
Он лишь затравленно кивнул.
Осталось получить в свои руки и Арину.
Март перевалил за середину, а я начинал нервничать, ведь вестей от Василия не было. Весна вступала в свои права. Лед на Волге, как мне казалось, начал трещать, как и промозглый ветер.
Жизнь текла своим чередом: полк продолжал учения под руководством дяди Поздея, посадские осваивали ратное дело, кузнецы ковали косы, вот намучился я с ними, но с десятого раза вышло, а Тарай с сыном Первушей не покладая рук выдували стекло. Спрос на которое в Москве, судя по вестям от Одоевских и Хованских, только рос. Церковь Георгия Победоносца возле Старицких пещер тоже строилась споро, игумен Власий и отец Никий торопились успеть к лету. Казалось, наступило время относительного спокойствия.
В одну из тихих ночей в начале апреля в княжеские палаты дядя Олег провел Василия Бутурлина. Путь на север и обратно был долог и труден, но он справился.
— Княже, — доложил он мне шепотом, когда мы остались наедине в моей опочивальне, — поручение твое исполнил. Арина Тучкова, кормилица царя, здесь. Путь был тяжелый, скит тот и впрямь в глуши болотной, но нашли ее. Уговорить было непросто, боялась она всего на свете. Привез ее тайно, как велел. Пока укрыл ее в домике, в двух верстах от города.
— Молодец, Василий! — Я с трудом сдержал ликование. — Великое дело сделал. Пусть пока остается там, под надежной охраной. Никто о ней знать не должен. Отдыхай теперь, заслужил.
Еще одна важная фигура была под рукой. Кормилица и старец Варлаам, укрытый в монастыре, — две карты которые могут сыграть в будущем, если я решу их достать.
Дни шли за днями. Я проверял готовность полка, обсуждал с дедом Прохором и дядькой Поздеем планы на случай летнего похода. Запасы пороха и свинца были пополнены, оружие, закупленное в Москве, распределено. Старица крепла, превращаясь в надежный тыл и мой личный опорный пункт. Я почти начал верить, что смогу здесь, вдали от московских интриг, подготовиться к решающему моменту.
Но судьба распорядилась иначе.
Это случилось под вечер, когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо над Волгой в багряные тона. Я как раз обсуждал с Савелием списки посадских людей, когда во двор княжеских палат ворвался запыхавшийся дядя Поздей.
— Княже! Всадники! К городу идут! Отряд немалый, по Тверской дороге!
— Кто? — только и спросил я.
— Царские посланники! — твердо ответил я.
Я вышел на крыльцо как раз в тот момент, когда отряд всадников въезжал на княжий двор. Это были не бояре. Суровые, пыльные лица, добротное, хоть и не новое, вооружение. Впереди ехал крепкий мужик лет сорока, с решительным взглядом и шрамом через щеку.
Мои люди были рядом с ними — десяток Василия.
Поблизости