Плечики – кедровые веточки, и семь капелек шампанского в глазах, разбавленных водой.
Она же на муки ради нас, мужчин.
И искусственная грудь, и поддутые ягодички…
Да не в этом дело.
Какой, к чёрту, разговор с поддутыми губами и силиконовым бюстом.
Это, говорят, жёны, чтоб вернуть интерес мужа, идут на такие муки.
Чем она вернёт?
Он что, из-за груди с ней не разговаривает?
Пропал интерес из-за губ?
Как говорил один грузин: «У чужой жены вылезает бретелька, мы долго с удовольствием поправляем. У нашей жены бретелька вылезет – с отвращением говорим: «Иди в туалет, поправь. Как ты ходишь? На кого ты похожа?»
О чём говорить на трёх орешках и ложечке травяного пюре?
Человек на такой диете глубоко неинтересен.
У него внутри та же трава.
И выражение постного масла на лице.
Жизнь ушла из человека.
Только размеры и вес.
Худей от любви, худеть надо, чтоб не быть отталкивающе жирной.
Но худеть, чтоб не любить, не жить и не разговаривать?
Муж вас бросает не потому, что вы постарели, пополнели, подурнели.
Потому, что надоели.
И всё равно бросит.
Даже если вас оденут в телепередаче.
Вы же дома разденетесь.
Не дёргайтесь – дайте ему уйти.
Вскоре он там так же надоел, как вы тут.
И понял, что быть дома и не стесняться аппетита, лысины и живота важнее нескольких минут секса.
Майор
А я здесь на курсах в Питере.
Вот город гнилой!
Ну, суки! Что вытворяют эти бабы!
Вчера чуть не отравился.
Я на Урале в Златоусте. Взял 15 000 рублей. Думал, хватит. А здесь каждый шаг – рубль. Не напасёшься.
Ну и город.
У нас с курсов молодёжь в кошачий дом ходит. Дом учителя.
Так она что делает! Что вытворяет: и коленки, и всё…
Ну, пошёл один наш с курсов за ней.
Она ему говорит:
– Домой тебя веду.
И привела.
И сразу:
– Давай пять тысяч рублей.
Он сразу, мол, а чего это?
Ну, лётчик-майор с курсов. Заподозрил…
– А что, – говорит, – я тебя поить даром буду?
Вот, канальи, до чего дошли.
Но куда денешься?
Он дал пять тысяч рублей.
Она из холодильника водку вынимает, закуску.
До чего дошли, а?
Потом – в халатике, каналья, понял?
А он живой.
В общем, доняла.
Тут шаги за стеной.
Он за сапоги.
Муж!
– Сестра, – говорит, – понял?
И тут сестра входит. И тоже в халатике.
И, мол, опять пять тысяч рублей.
Ну он, майор с курсов, ну насторожился жутко.
– Не дам, хоть вы тут все…
– А поить сестру?
Короче, дал.
Мерзавки, довели.
И сестра в халатике.
А он в шинели и в носках (вместо халатика) сидит. И живой.
Ну и закуска.
В общем, проняли его обе.
На отопление дал, чтоб камин включили.
Страшно не хотел:
– Буду терпеть.
Ну, страшно предчувствовал.
Так они пригрозили – на халатики, мол, полушубки наденем и платки, мол, примораживает.
Мерзавки!
А он живой, чуть не плакал.
Одну тысячу дал за отопление, потом за свет пятьсот рублей – от лампады отвык.
Что делают! Паразитки!
В ванную пошёл в шинели – халата нет.
Там только холодная…
А он уже разделся – сапоги, шинель им отдал и босиком один внутри. Пережива-а-ал!
За горячую воду взяли триста рублей.
Включили на полчаса. Вот сволочи! Вот тебе и Дом учителя!
Еле выскочил.
Только за завтрак заплатил восемьсот.
От кофе отказался, чтоб до курсов доехать.
И вниз.
А внизу старушка: куда, мол, вы, военный?
А он:
– Идите вы все, бабы, мерзавки. Все одинаковые!
Загнал кашне.
И телеграмму в Златоуст.
Так, мол, и так, прошу в счёт аванса экипировку, я в бедственном положении, ограблен в Доме учителя.
Что вытворяют!
Стоп! Не глотать! Михаил!!!
У тебя волос во рту…
Видал, что вытворяют! Точно женский. Они!
Вот эти фотографии видел?
Фуражку берут, чтоб сфотографироваться. Это они…
Коленки, то, сё и фуражка по-бандитски. Да… моя лётная…
Певица в ресторане
Более интересных людей, чем певцы в ресторане, я не встречал.
Сразу за ними музыканты ресторанных оркестров.
Кстати, это Башмет, Ковалевский, Евстигнеев.
Певица в ресторане – это певица-финансист, администратор.
Она во время пения ставит стулья, сгребает крошки, сливает остатки.
Певица (лаконично, как я люблю):
– Подходит лётчик: «Даю 50 долларов, через два дня с дамой приду. Как войду через два дня с дамой – «Дождливым вечером, вечером, вечером…».
Мы забыли.
Он вошел.
Мы схватились.
Не в той тональности.
Песня старая, слов не знаем.
У меня вот такая тетрадь со словами.
Там её нет.
Пою и листаю.
Пою:
«Верни-и-те ему-у ден-ньги…»
Пою и сую ему 50 долларов.
Останавливаться нельзя.
Люди танцуют.
Он взял.
Подождал.
Мы закончили.
Он:
– Даю 200 долларов – Гимн Советского Союза!
Хорошо, что в тетради слова были.
Все встали.
Я пою.
Ему фигу под нос.
Как нас не повязали!..
Подходит плохо одетый:
– Мы докторскую защитили. Вот 1000 рублей – ничего не играйте.
Мэтр:
– Почему не работаете?
– Работаем, работаем.
Играем.
Опять доктор наук:
– Еще 1000 даем – ничего не играйте.
Мэтр орёт.
Мы сидим на сцене.
Я молчу в микрофон.
Уйти нельзя – прогул.
Братья-хоккеисты Золотухины мэтру 20 000:
– Певицу за наш стол. Скрипку, синтезатор. Пусть поёт до хрипоты.
Музыкантам – по тысяче.
Пьяный:
– Всем евреям – гробы!
– Почему всем? Есть хорошие.
– Им – хорошие.
Клиент подходит к эстраде.
Я ему сразу:
– Майя зовут. Замужем. Домой сразу иду.
– Так я…
– Что – я?
– Всё!
Бизнес-баба:
– Певице – бутылку шампанского, «Ромашки спрятались»…
– Может, другую? Надоело…
– Три бутылки шампанского.
– Нам бы денег.
– Шампанского.
Мы потом по десять бутылок обратно в бар…
Баба:
– Еще две. «Москва Золотоглавая», «Гимназистки румяные».
У нас сцена низко и контакт с каждым клиентом. Отойти не могу. Им мои ноги нравятся. Контакт большой с клиентами.
Я тебе скажу, Михаил, эстрада должна быть в кабаках.
Неужели нужно брать билеты и всерьёз слушать попсу?..
Кроме того, там ты заплатил за билет и всё слушаешь.
У нас ты заказываешь.
А хорошо дашь – молчим!
Молчим, Миша!
Где ты найдёшь такой отдых?..
Приходи в «Море», ешь раков.
Мы будем молчать.
У нас интересно.
Я же не только пою.
Я всё слышу! Я тебе такое расскажу!..
Женщина у дороги
Водитель! Слушай!
Пуще всего бойся красивой женщины, голосующей на дороге.
Хотя ничего нет соблазнительней красивой женщины, голосующей у дороги.
Снизь скорость