Только по её жутким гримасам я понимаю, что это смешно.
У нас ведь актёр – это больше, чем артист.
Он у нас то – что он сыграл.
Артист, который играл Гитлера, никогда не мог стать лауреатом Сталинской премии.
Потому что – Гитлер, и всё!
Бабочкин – Чапаев, Ульянов – Жуков, Каневский – Томин, Карцев – «раки по пять».
А Люся Гурченко брошена каждым в каждом фильме, всегда не замужем.
А у нас как?
Конечный результат всей женской деятельности – постель.
А она такая забацанная женщина, такая народная, такая любимая, такая понятная.
Всех уговаривает на себе жениться.
Это при её-то фигуре!
А поёт, а танцует – лишь бы взяли.
Все мужики встречают её в каждой картине – одинокую, с деньгами, с квартирой.
«Ну давай же, Люда, – шепчет народ. – Ну давай уже!..»
Такая баба ядрёная!
Её пожиже развести – на десять мужиков хватит.
А в следующей картине – опять одна.
И в последнем, самом последнем сериале НТВ с этим талантливым подоконником Нагиевым – опять одна.
Значит, всё правильно, говорит народ, всё правильно, значит, классная тётка, умница.
Зачем ей эта бодяга: портки стирать, заначки разыскивать.
А главное, братцы, она ж больше любого мужика имеет – на хрена ей этот дилижанс.
Наш мужик никогда не жил хорошо, и нечего начинать.
Что он ей принесёт, если у себя украдёт по дороге.
Одно яйцо снесёт, одно – заначит.
И даже если он не алкоголик, а всё равно зарядку небольшую, зарядку с утра себе даёт для румянца на носу, лёгкого такого румянца.
Зачем ей этот перегар в постели?
Да она ж за одну вот эту арию «Пять минут», ну сколько она поёт эти «Пять минут»? Ну, три минуты от силы – так она за три минуты этих «Пяти минут» оденет любого мужика вот этого, с двух вокзалов, в безрукавке и галстуке.
Ты ж видел, что она ему в тюрьму везла!
А если она вечер даст во дворце, ему за сто ночей не рассчитаться!
Не, ребята, она одна правильно.
И не замужем она правильно – всех нас не прокормишь.
А лично для себя, для себя лично, так любой вот этот боди-культурист – это наглядное пособие по мужскому устройству – за честь сочтёт у ней в ногах мурлыкать.
Сейчас она вот это шоу поёт с Борей Моисеевым. Ну, Боря спокойный, это он днём шумный, а так он спокойный.
И шоу у него тоже спокойное, она и поёт с ним.
Вообще, говорит народ, сейчас умная баба не редкость.
Умный мужик попадаться перестал.
Да, прекратил гнездоваться в наших краях.
Часть вывели, часть вымерли, часть в эмиграции, часть в коммерции и большая часть в импотенции.
И уже оттуда машут, чем там осталось, мол, прощайте, бабоньки!
Ну, тётки покрутились-покрутились и давай сами искать: кто – в бизнес, кто – в фитнес, кто мужа – на внутрисемейном содержании.
Он там у неё оформлен, допустим, факсом или автоответчиком.
Для слабых мужских мозгов это уже что-то.
Так что жизнь свою она распределила правильно.
И что касаемо таланта, то она такая, какая захочет, и ты будешь таким, каким она захочет, таким, каким она скажет.
А она скажет, она обязательно скажет.
Я понял, что такое любовь.
Это вы, именно вы приходите в такое состояние, когда вы, именно вы уже влюблены.
Не хватает одного – объекта.
Ну, вы влюблены и вы кого-то находите и любите.
Через какое-то время это оказывается не тем, что нужно, потому что любовь прошла сама по себе.
Пришёл сын к маме и справедливо и сильно заявил, что ему нужна женщина.
Возраст – восемнадцать.
Папа в отъезде.
А нужно сейчас.
Незамедлительно и быстро.
Маме хотелось, чтоб в первый раз по любви.
И ему хотелось, чтоб в первый раз по любви.
Мама сказала, чтоб он сидел дома.
Мама поехала на Дерибасовскую.
Маму видели на вокзале.
Маму встретили у филармонии.
Мама была на дискотеке.
Мама была в баре у торгового порта.
Мама договорилась с профессиональной молодой девушкой двадцати лет, временно работавшей диспетчером в порту.
Объяснила. Слегка поторговались.
Со ста долларов спустились на шестьдесят.
Сын хотел, чтоб его полюбили – поднялись на восемьдесят.
Мама вернулась уставшей, но с временем, местом, телефоном и именем.
Молодые встретились на следующий день.
И на следующий день.
И на следующий день.
И через день.
И сын сказал то, что сказал бы каждый мужчина на его месте.
– Мама, поздравь нас, и т. д.
Мама в больнице.
Папа в отъезде.
Сын с женой в их квартире.
А я женщина, и бизнес у меня женский.
Салон.
Кого я могу брать?
У меня одни женщины.
Брать студенток нельзя.
На сессию уходят.
Брать пожилых – ну, во-первых, болезненные, во-вторых, только научишь – может помереть.
Молодых тоже не возьмёшь – беременеют.
Лучше всего женщина от 30 до 40.
И миловидные, и работают, стараются, и профессией дорожат.
Но тоже бедствием овладели – беременеют повально.
В сорок – сорок два.
От кого?
Кто там у них?
На свидание не бегала, в театр не ходила – и бац!
На четвёртом месяце.
Вот это самое страшное.
Немолодая, которая родила.
Это целый день звонки домой.
Как поел, как сходил, чем попочку вытерли, чем ножки протёрли.
Я сама женщина.
Но я же не беременею внезапно для всех.
Может, сейчас люди тяжело живут, но интересно.
Благодаря лекарствам и новым методам лечения.
Губами говорить
Потому что ничего нет лучше, когда вам шепчет в ухо чья-то молодость.
Что-то шепчет, касаясь всеми своими губами.
Сопровождая какие-то слова тёплым дыханием.
Слегка щекотно и так приятно, что слушал бы…
Но слов не разобрать.
Сам процесс настолько…
И дыхание проникает настолько…
А там ещё смеются.
Это же, оказывается, анекдот…
– Ну, – говорят вам. – Смешно, правда?
– Да ещё как, – говорите вы, краснея. – А нельзя ещё раз концовку?
На вас смотрят удивлённо.
Но опять в ухо губами, и вы опять теряете сознание.
Будь в вашей власти, вы втянули бы в ухо всё это…
Вы силитесь понять…
А вам смеются внутрь тихонько и повторяют, чтоб вы поняли.
– Нет, не доходит, – говорите вы в надежде.
– Я третий раз не буду, даже для тупых. Сатирик, называется. Вы никого не смешите, кроме себя.
– Я… Да… Я не виноват… Я не расслышал.
– Глубже, чем в ухо, я не могу. Купите