— Осталось, — невозмутимо сказал Давид. — И что-нибудь, и хоть что-то. А тебе зачем?
Багров резко подался к нему.
— Хочешь в «Альфу»? — выпалил он.
— Хочу.
— И я хочу! Я не пожалею миллиарда, а Димон соберет команду физиков, которые не верят ни в бога, ни в черта, ни в Эйнштейна! А если… Нет! А когда мы научимся транспозитировать и в «Альфу», и в «Бету», я точно прижму Наталью Павловну, или кто она там! И тех, кто ее послал, тоже возьму на цугундер! Не фиг вмешиваться в нашу жизнь! Ни с благими, ни с худыми намерениями! Это наша «Гамма», а иномирцам тут не место! И… — уняв яростный натиск, Данила ухмыльнулся: — Торжественно клянусь и обещаю — наша самая первая капсула будет на двоих! На меня и на тебя! Согласен?
Давид молчал полминуты, а потом затрясся от неслышного смеха.
— Тебя как по батюшке? — осведомился он, утирая ладонью слезы.
— Данил Ильич.
— Давид Маркович, — церемонно представился Валькенштейн. — Согласен!
Четверг, 17 марта. Ночь
«Альфа»
Ново-Щелково, улица Колмогорова
Дом затих с вечера, но это была тишина живая, наполненная смыслом. Риту я оставил посапывавшей в подушку — волосы разлохмачены, одеяло небрежно откинуто, и лунный свет скатывается по изгибу спины… Картинка!
Инка на всю неделю махнула в Ленинград, на гастроли, а Талия, учуяв невысказанное Ритино желание, решила сгонять в Яффу. Ну, прелесть же… Три прелести…
Шлёпая босиком, я осторожно спустился по лестнице, не забыв перешагнуть скрипучую ступеньку. В темноте мерцали красным угли в камине, они словно перемигивались с индикаторами охранительной системы. А с кухни, пролившись в окно, струилось сиянье полной Луны. С известных пор я зову ее с большой буквы.
Это раньше естественный спутник Земли был отдан на откуп поэтам, а теперь там работает Инкин папа, и Бур Бурыч, и еще сотни людей, мужчин и женщин, молодых и не очень.
Прекрасное далёко незаметно подступило вплотную, на расстояние вытянутой руки, оно дышало и пело, нашептывая: «Счастье для всех, и даром!»
Хорошо!
Посетив санузел, я вернулся в холл и подкинул щепочек в камин, раздул угли — огонь нехотя, словно спросонья, облизал лакомство, и занялся, постепенно разгораясь.
«На тебе еще», — подумал я, скармливая пламени дровишки.
Повеяло слабым теплом, и я осторожно присел на диван, касаясь подушек голой задницей.
— Греешься, да? — опал тонкий голос Риты, и тут же взвился, уводя в бездну страдания: — А я там одна! Мёрзну!
Пробежав на цыпочках, женщина плюхнулась мне на колени, прижалась, и я мигом обнял ее.
— Мерзляка…
— Ага…
Мы затихли, глядя на завивавшиеся лоскутья огня, на шаткий вихорёк искр и дыма, что утягивался в трубу. Потянуло смолистым духом.
— Вычитал вчера в польском «Экране», — гордо улыбнулся я. — Лично Мишель Семан из города Парижа дивиться изволил, отчего это у самых знаменитых в мире актрис имена начинаются на букву «М»? Знаешь, как он их перечислил? «Маргарита Гарина, Мэрилин Монро, Марлен Дитрих, Мишель Мерсье, Мэрил Стрип, Моника Белуччи…»
Рита завозилась, обняла меня и пробормотала:
— Знаешь, я уже и стесняться перестала… Только «Золотых львов» в кучу складываю, глобусы и пальмовые ветви… Пыталась раньше объяснить, растолковать, но оставила это занятие. Людям нужна мега-звезда? Я и сияю… — она рассеянно погладила меня по голове, перебирая волосы. — Понимаешь… Я не играла Фай Родис. Я была ею! А уж как это вышло, не разумею со-вер-шен-но… Они меня все сниматься зовут, а я боюсь! То, что вышло с Фай, может просто не повториться. Да и старая я уже…
— А ну, цыц! — строго сказал я. — Старая она… Ты на себя в зеркало смотрела? Ни одной морщинки! Груди тугие, как в девятнадцать, а талия — пятьдесят шесть сантиметров!
— За это тебе надо спасибо сказать! — ласково прошептала мега-звезда, тиская меня за шею. Уложив голову на мое плечо, заговорила, щекоча ухо теплом дыхания: — Мишка-а… Я очень, очень счастлива! Понимаешь? И не нужны мне хвалебные оды кинокритиков! Мне и так хорошо. С тобой! — Она подтянулась, игриво воркуя: — Ты пристаёшь, что ли?
— Я? Да нет, вроде…
— А кто мне попу гладит? — спросила жена с ехидной агрессивностью.
— Ну, так… Гладкая, вот и глажу…
— Ми-иш… Я не хочу здесь… На́ меня!
Я сграбастал величайшую актрису всех времён и народов, и понес наверх.
Пятница, 18 марта. День
Вашингтон, Пенсильвания-авеню
Любоваться цветением сакуры еще рановато, зато магнолия просто буйствует, белыми и розовыми облаками расплываясь по всему городу, клубясь у закопченных кирпичных стен особняков, заволакивая авеню и стриты.
— Красота-то какая! — вымолвила миссис Даунинг, глядя за окно лимузина.
— Лепота! — согласился я, намечая улыбку.
Последний раз нам удалось свидеться года три назад. Синтия как раз сложила с себя полномочия президента, уступив Белый дом Эдварду «Теду» Кеннеди. В принципе, мы тогда с Наташей и прилетели к «Тедди» — лечить от рака мозга. Укрылись в Кэмп-Дэвиде на два дня, пока не разделались со зловредной глиобластомой.
Потом встречались с Майклом Дорси, дослужившегося до директора Космического центра Маршалла. Он нас познакомил с Франклином Чанг-Диасом, астронавтом и физиком, додумавшимся до электромагнитного плазменного ракетного двигателя VASIMR, и с Шарлоттой Блэквуд, долетавшейся до своих любимых звезд — полгода эта очаровательная и очень энергичная блондинка-астрофизик (и лучший астронавигатор Соединенных Штатов!) стажировалась на станции «Салют-8».
Чанг-Диасу я обещал испытать его двигун на ЭМК «Циолковский», и не устоял перед Шарлоттой — сманил к нам, в Звездный городок. Пущай полетает!
А вот с Синти я в тот приезд буквально парой слов перемолвился. Зато теперь часа два проболтали — было что вспомнить…
— Приехали, — обронила экс-президентша, но не торопилась отпирать дверцу. Дождалась телохранов.
В бытность свою хозяйкой Белого дома, Даунинг чуть ли не привыкла к покушениям — битое, но недобитое «глубинное государство» не смирилось с потерями, ушло в подполье, — и мстило из-за угла, пакостило, как только могло.
Синти спасала умная кадровая политика — Фред Вудрофф, некогда самый первый её босс, стал советником по нацбезопасности, а Чарли Призрак Медведя возглавил ФБР. Вот они-то и спасали Первую Леди — раскрывали заговоры, ловили инсургентов или прорежали вражьи силы, стреляя на поражение.
Я вышел