— Вы что так поздно? — перевел разговор Саша.
— Провожал друга. Мой ученик, доктор наук. Едет в горячую точку. Психиатры там нужны. Такой талант… Ужас.
Яков Срулевич задумался, а потом вдруг сердито выдал:
— Неужели вы столько лет учились, чтобы крутить баранку? Неужели нет другого способа подработать? Так безалаберно относиться к своему уму и способностям! И где статья, которую вы обещали дописать?
— Что-то сейчас не получается.
— Вы меня очень беспокоите в последнее время. Что происходит?
— Ничего. Мне нравится ездить по ночному городу. Дома одиноко после смерти бабушки.
— Да… Бабушка у вас была замечательная. Мне очень жаль. Меня тоже никто не ждет. Но я нахожу себе занятия. Сейчас пишу монографию о нарушениях когнитивных функций в пожилом возрасте.
— Будет интересно почитать.
— Саша, что с вами? Что вас тревожит? Я ведь чувствую. Все началось после побега той девушки, в рыбьем костюме.
— Почему в рыбьем?
— Он состоял из чешуек, как у русалок.
— Она не русалка.
— Она сумасшедшая, причем, опасная.
Машина притормозила у светофора. Загорелся красный свет. На пешеходный переход вывалилась компания молодых парней и девушек. Они толкались, смеялись. Саша повернул голову, провожая их взглядом.
— Зеленый, — подсказал Яков Срулевич. — Вы ищете ее! — догадался он.
— Вовсе нет.
— Не врите. Я ведь хорошо разбираюсь в поведении и эмоциях человека.
— Сейчас вы ошибаетесь.
— Не думаю. Сколько прошло после побега? Месяц?
— Полтора.
— Она приметная особа. Находилась на пике обострения. Ей не удалось бы выбраться из болезни без чей-то помощи. Так что либо ее скрывают, либо она погибла.
— Погибла?
— В таком состоянии она могла броситься с моста, а железный костюм помог бы ей утонуть.
— Я не верю в это. И еще не верю, что она больна. У нее были глаза здорового человека.
— Эх, батенька… Как вас… Скажите, голубчик, вам что-нибудь известно о моей семье?
— Вы мне никогда не рассказывали.
— Сплетни не доходили?
— Нет.
— Что ж, вам стоит об этом услышать… Вы дороги мне… Вы не против, если я немного поболтаю?
— Конечно, нет.
— Тогда я был постарше вас, но тоже очень молод. Закончил аспирантуру, защитил кандидатскую. Меня взяли на кафедру ассистентом. Клиническая база была, как и теперь, в нашей больнице. Там вел группы студентов. Кстати, в то время за врачебную работу кафедральным вообще ничего не платили. К нам попала молодая пациентка с шизофренией. Она испытывала, знаете ли, очень красочные галлюцинации. Ее душили лианы, которые превращались в разноцветных змей, в уши заползали фантастической окраски и формы жуки. Она слышала рев приближающихся хищников и спасалась от них. Все это ей доставляло страшные мучения, поэтому она соглашалась на любое лечение. У нее было несколько обострений, прежде чем мы подобрали эффективную терапию. После этого вроде все стихло. Я встретил ее случайно. Шел домой через Марсово поле и увидел. Она сидела на лавочке и читала книгу. Представляете, «Игру в классики» Кортасара. Она как раз оторвалась от чтения и увидела меня. Приветливо помахала рукой. Я подошел, поздоровался, узнал о ее самочувствии, и мы разговорились, а потом вместе пошли в Летний сад. У нее, знаете ли, была чудесная кожа. Бледная, нежная, такая, когда тоненькие жилочки просвечивают. Она прелестно краснела, превращалась в наливное яблочко. Еще руки… Изумительной красоты. Узкие ладони, длинные пальцы и овальные розовые ноготки. Это сейчас приклеивают любой формы когти, а тогда редко встречались женщины с такими ногтями… Так, что-то я не в ту степь… В общем, мы стали встречаться. Я бы сказал, дружить, общаться. Никаких особых знаков я не давал. Она жила с родителями на Мойке в огромной квартире с пятиметровыми потолками. Я с мамой жил рядом, но в коммуналке, с ужасными соседями. Правда, потолки у нас тоже были пятиметровыми и мои кровать со столом стояли на пристроенном втором этаже. Однажды я зашел к девушке домой. Да, я не сказал, ее звали Софьей. У нее была внешне порядочная и очень обеспеченная семья. Но они не любили Соню и страшились ее. Для них это был некий позор, дурная кровь. Когда я все это почувствовал, мне стало ее ужасно жаль. Потом я не раз видел похожее отношение родственников к больным. Но Соня для меня стала чем-то особенным. Это был первый контакт с позиции не как врач-пациент, а как человек-человек. В общем-то и последний. Мы поженились. Ее семья была счастлива сбагрить ущербную дочь, да еще еврею, да еще и психиатру. О таком зяте они могли лишь мечтать. С радости они купили и обустроили нам квартиру на Староневском. Там, где я сейчас живу. Рядом с психушкой, — Яков Срулевич хмыкнул. — Все рядом, удобно и для меня, и, если что, для Сони. Надо сказать, что мы прожили пять хороших лет. Ездили вместе отдыхать. Побывали в Италии, Португалии, Франции. Соне нравилось бродить по городам и ходить в музеи. Она не любила купаться. Боялась воды. Даже по берегу не гуляла. Я был против детей. Мы предохранялись. Но ей как-то удалось забеременеть. Я испугался, но избавиться от собственного ребенка… Не стал настаивать. Она была счастлива будущим материнством. Родилась чудесная девочка. Я взял отпуск и все время был с ними. Вы знаете, это опасное время, часто после родов происходит обострение. Соня прекрасно справлялась, быстро научилась ухаживать за ребенком. Вроде нечему было тревожиться. Отпуск кончился, и я вышел на работу. Через неделю нашел ее в ванне. Она утопила дочь, вскрыла себе вены и сама утонула.
Саша до конца пути молчал.
— Вы любили ее? — спросил он, когда машина остановилась у парадной.
— В этой истории не это главное. Шизофрении без обострений не бывает. И тогда может случиться непоправимое. Врач это знает. Но об этом должен помнить мужчина, выбирая себе женщину.
Несмотря на разумное предостережение, Саша продолжал ездить вечерами по городу, вглядываясь в каждый женский силуэт. Но известие о принцессе пришло совершенно иначе.
Глава 5. Белые ночи
Это случилось через два месяца после того, как девушка сбежала.
В Петербург пришел июнь. Первые грозы и поливальные машины отмыли город до блеска. Настало время белых ночей. Люди на улицах гуляли допоздна. На Невском проспекте играли музыканты, многие кафе и рестораны оставались открытыми всю ночь. Туристы замирали возле разведенных мостов с одухотворенными лицами, словно в уме повторяли стихи:
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
Когда я в комнате моей
Пишу, читаю без лампады…
Саша после работы