— А он еш-ше х-хоф-форил, ш-што это Лих-хорук тупой! — презрительно фыркнул злыдень, стряхивая со своей шкуры остатки мертвячьей магии. — С-слыт-тней такой т-трянью не ф-фс-сять!
Ого, а вот теперь наш протухший царёк действительно разозлился. Надо же, как его слова братишки задели. Ему-то в этом грёбаном подземелье давненько никто и слова против сказать не мог. А тут нате — приехали. Какая-то совершенно безмозглая, по его мнению, нечисть, будет безнаказанно надсмехаться над царём царей? Существом почти божественного уровня? Да не бывать этому никогда!
Самое смешное, что я читал эти его мысли, практически не прикладывая усилий. Словно они светились в темноте подземелья, переливаясь неоновыми огнями рекламных вывесок. Тут одно из двух: либо мой дар менталиста действительно вырвался на новый уровень, либо в протухших мозгах мертвеца даже мысли не держались, выплывая сквозь многочисленные «прорехи» ауры, которая была у него похожа на настоящее решето, в окружающее пространство.
От жуткого крика умертвия вздрогнула земля под ногами. Казалось, что весь курган заходил ходуном. Буквально на одну секунду у меня возникло ощущение, что чертов могильник сейчас обрушится, и нас с братишкой здесь точно похоронит навечно. А провести вечность, имея «в соседях» такого неприятного типа, как местный умрун, особенно неприятно.
Но, к счастью, курган устоял, и пещеры не разрушились. Думаю, что могильник куда сильнее трясло, когда умрун бодался с лешим. А сейчас так — лёгкая неприятность произошла, и ничего страшного не случилось… Однако, взглянув на владыку подземелий, а понял, что очень поспешил с выводами. Потому что на этот раз чёртов мертвяк задумал что-то очень и очень нехорошее.
Его впалые глаза, раньше едва горевшие в темноте двумя небольшими уголками, вдруг ослепительно вспыхнули кроваво-красным светом, «излучение» которого неожиданно затопило всю необъятную пещеру, забравшись даже в её самые отдалённые уголки.
Мама дорогая, как же я этого всего не увидел раньше? То ли темнота была настолько плотной, что даже «ночное» зрение Лихорука не вычленило в ней никаких опасностей, то ли мрак подземелья был не совсем простым. Сдаётся мне, что здесь тоже было задействовано какое-то мертвячье колдовство. Иначе, как объяснить те толпы покойников, что пришли в движение под воздействием главумруна?
Подземелье оказалось забито под самую завязку стоявшими плечом к плечу дохляками, вооруженными поеденным коррозией оружием. Свободным от «ходячих» (а как еще назвать эту ораву?) была лишь «небольшая» площадка с замороженными вокруг статуи магами и разваленным Лихоруком золотым престолом пещерного умертвия.
Умрун повелительно взмахнул рукой, и вся эта неподвижная масса истлевших мертвяков дрогнула, синхронно делая шаг в нашу сторону. От их одновременной поступи вздрогнуло даже каменное основание усыпальницы. Сколько же их здесь собралось? Сотня? Тысяча? Десять тысяч?
Взъерошенные волосатые головы, абсолютно лысые желтые черепушки, мятые боевые шлемы из позеленевшей меди и облезшие плюмажи на них тянулись вдаль и исчезали во мраке, насколько хватало глаз. Точнее, одного единственного глаза Лихорука. Но даже от увиденного количества живых мертвецов становилось не по себе…
Кольцо вокруг нас сжалось — толпа мертвяков сделала очередной шаг. Затем еще один и еще… Слаженные движения древних покойников походили на своеобразную пульсацию, которая завораживала, не давая отвести взгляда. Возможно, это еще одна особенность мертвячьего колдовства.
Но как ему противостоять, не знал ни я, ни мой одноглазый боевой товарищ. Однако, просто так сдаваться мы не собирались. Братишка Лихорук глухо заворчал, как недовольный чем-то опасный зверь, подобрался и злобно ощерился. Я даже ощутил, как встали дыбом редкие ворсинки на его горбу. Мы были готова дать бой этим несметным полчищам ходячих, которые все так же неспешно сужали вокруг нас своё кольцо, прижимая к постаменту с огромной змеёй на вершине.
Глава 2
Дети отчаянно завизжали и сгрудились в центре клетки, когда толпа мертвяков обступила место их заточения. Вот теперь ужас из ребят хлестал настоящим Ниагарским водопадом, захлестнувшим злыдня «с головой». Я почувствовал, как несмотря на всё его сопротивление, резерв моего одноглазого братишки начал наполняться силой.
Но я и не думал его стыдить, ругать, или ещё как-то ограничивать его насыщение — ведь в этот момент он не причинял ребятам никаких страданий. Да и прекратить их тоже был не в состоянии — они сами излучали в окружающий эфир такую прорву негативной энергии, что Лихорук поглощал её неосознанно.
Можно сказать, что сила впитывалась в него сама собой даже через поры на коже. Опасность для простаков злыдень начинает представлять тогда, когда сам начинает тянуть из них силы до тех пор, пока те не иссякнут окончательно. Я же продолжал наблюдать и удивляться стремительному наполнению резерва.
У меня складывалось такое ощущение, что КПД[1] этого процесса, куда выше, чем при смертоубийстве фрицев, которое Лихорук провернул в Тарасовке. Я поставил мысленный крыж: поинтересоваться сем необычным фактом у злыдня. А пока же — пусть насыщается. Как знать, может так статься, что даже малая капля энергии решит исход нашего противостояния с «дохляком под горой».
Однако орды ходячих не обратили на клетку с живыми людьми никакого внимания. Они просто мягко обтекали её со всех сторон, не пытаясь выколупать из-за решётки аппетитные «вкусняшки», наполненные горячей кровью. Видимо не по Сеньке шапка — «вкусняшки» предназначались только для вершины пищевой цепочки. Все остальные идут лесом.
Такое несправедливое распределение ресурсов, впрочем, вполне соответствовало и обычным жизненным принципам — кто сильней, богаче и наглей, тот и кушает сытней. И не только в буржуазных, либо капиталистических обществах, но и в СССР подобное состояние вещей встречалось сплошь и рядом. Вспомните и сравните, как в своё время жила партийная номенклатура и обычные трудяги.
И сразу всё встанет на свои места. Но в Союзе, хотя бы, старались не выпячивать эту проблему напоказ, чтобы не нервировать простой народ, создавая видимость того, что все равны. Но и для простых людей делалось весьма немало. Бесплатное обучение, бесплатная медицина, бесплатные детские кружки… Да, всего и не перечислить. А вот после перестройки понеслось…
Ну, это я отвлёкся — ностальгия по ушедшим временам штука опасная, и засосать может. Нам же с братишкой нужно было срочно что-то решать — толпа молчаливых мертвяков сжималась с каждым мгновением, как пеньковая удавка на шее приговорённого к повешению преступника. И убежать от этих дохляков, увы, не получится — слишком уж велико их количество. И отступать некуда — они были повсюду.
Я взглянул в ухмыляющуюся харю главумруна, который уже умудрился вернуть на место выбитую при падении челюсть, и мысленно выругался. Мне даже не нужно было влезать в его тухлую голову, чтобы понять, о чём он думает в этот момент. А он даже не думал, он предвкушал, как высосет из непокорной нечисти всю магическую энергию.
А вот хватит ли ему этой энергии, чтобы возместить собственные потери силы, которые ему пришлось потратить на борьбу с нами — хрен его знает? Но мы и не собирались делать мертвому утырку такой царский подарок. Мысли бежали стремительно, словно наскипидаренные, но придумать ничего так и не удавалось.
Был, правда, один вариант, как Лихоруку избежать неминуемого столкновения с этой бесконечной ордой ходячих… Он ведь попросту мог перейти в нематериальную форму. Вернуться в свою привычную ипостась бесплотного духа. Но тогда на первый план выступали две неразрешимые проблемы: как мы в таком случае вытащим детей из этого подземелья, и что в этом случае случится со мной?
Не факт, что я смогу вернуться после этого в своё собственное тело. Ну, хрен бы со мной, ведь я тогда и похищенным детям ничем не смогу помочь. И как мне потом маяться неприкаянным духом в этом могильнике, если я стану свидетелем зверств людоеда-мертвяка над невинными детишками? И в то, что он их тихо-мирно убьёт, я тоже не верил. Срочно надо что-то придумать! Но времени на это не было…