– Я не хочу пить, – сразу же отказался Рони. – Можно сегодня без этого?
– Правила неизменны, не хочешь пить – уходи, – категорично ответил Грукка и указал на выход.
«Свежая кровь!» послышался чей‑то голос сквозь едва различимый звериный рык. На что даже лилипут резко и предосудительно посмотрел в темный угол шатра, а журналист расценил этот жест как недовольство его отказом и схватился за кувшин.
– Стой, не выгоняй меня! – прокричал он. – Хорошо, сейчас выпью, – пригубив, ответил журналист. – Это что, вода?
– Много вопросов задаешь, пей! – приказал Боб.
От страха быть разоблаченным Рони взял в руки кувшин, поднес горлышко ко рту, и кадык заходил верх‑вниз, отсчитывая глотки. Напившись, он поставил сосуд на пол и уверенно посмотрел в глаза лилипуту. Сразу же появился странный шум в ушах, похожий на метание дикого зверя в клетке, и чем сильнее кружилась голова, тем отчетливее становился шум, но паники не было, напротив, с каждым новым витком необычных ощущений приятная теплота расползалась по телу. Лилипут зачем‑то потянулся к его руке, а взяв её, расправил ладонь, та неестественно переливалась перламутровым блеском, после Грукка чем‑то похожим на спицу уколол его палец, но боли не было, только тонкая нить алой крови струйкой побежала по пальцу, собираясь в ладони. Боб медленно потянул за руку, и она почему‑то скрылась в тени неосвещенной части шатра, мгновение – и что‑то шершавое коснулось ладони, от неожиданности Рони выдернул её, она все так же источала перламутровый блеск, но при этом из раны уже не сочилась кровь, а сыпалось темно‑бордовое вещество. Озадаченный этим явлением Докс растер пальцами частички странного порошка. Казалось, кровь свернулась до мелких катышек. С укором посмотрел на лилипута, тот, растерявшись, выкрикнул первое, что пришло на ум: «Смотри туда!»
И там, где некогда была его ладонь, во мраке неосвещенной части шатра появился призрак отца. За доли секунды образ стал четким, как живой, один в один, как он запомнил его перед тем несчастным случаем, нелепой аварией, после которой глава семейства остался лишь на фотографиях и в памяти мальчишки. Такой же улыбчивый и добродушный мужчина стоит сейчас рядом, как в то воскресенье, после игры в баскетбол на заднем дворе. А если обнять его, то наверняка почувствуешь ту же колючую щетину, те же теплые руки и тот же едва ощутимый отцовский поцелуй, пока ты жадно вжимаешься ему в грудь.
– Что за фокусы? – в гневе закричал журналист.
– Наконец‑то увидел призрака, – ответил лилипут. – Глупец, зачем ты мне соврал, что уже был на сеансе, но раз дух появился – общайся, – грозно посмотрев на силуэт зверя в темном углу шатра, сказал Боб. – Времени у тебя мало, от силы две минуты, призрак старый, долго не сможет находиться в мире живых.
– Но как? – возмутился журналист. – Это же обман, отец мертв!
– Сынок, ты так вырос, – неожиданно заговорил призрак. – Возмужал…
– Папа, это правда ты? – спросил Рони.
– Конечно, сынок, – подойдя ближе, сказал призрак.
– Всему виной то, что ты подмешал в воду в кувшине, вот я и вижу галлюцинации, – растерянно прошептал Рони, пытаясь на ощупь поймать руку отца, но та лишь развеивалась от прикосновения.
– Вижу, задумал недоброе, – отец вплотную подошел к нему. – Не делай этого, я настоящий, трудно объяснить, как этот лилипут смог меня вернуть сюда, да и не важно все это, лучше расскажи, как живешь. Я так соскучился.
– Зачем ты это делаешь с людьми? – Рони резко повернул голову и посмотрел на стоящего рядом лилипута. – Это какой‑то розыгрыш, где проектор? Как ты это сделал, лилипут?
– Нет, сынок, это не розыгрыш, и я настоящий, – улыбнулся призрак и тут же добавил: – Спасибо, что хранишь трубку, береги ее и другие мои вещи, они – проводники в мир живых. Теперь мы будем видеться чаще, как же я рад был тебя увидеть, кровинушка ты моя!
– Стоп! Стоп! – замотал головой Рони. – Чем ты меня опоил? – схватив за грудки лилипута, закричал он. – Признавайся, мошенник!
Лилипут остановил сеанс и позвал охранников, те с ходу повалили недовольного клиента на пол, а затем вынесли из шатра. Что самое удивительное, несмотря на то, что журналист вопил на весь парк аттракционов: «Боб Грукка мошенник и шарлатан!», требуя вызвать полицейских, посетители в очереди сделали вид, будто ничего не случилось. И вот так, под одобрительное молчание, Рони донесли к выходу из парка аттракционов, а затем, не церемонясь, швырнули на газон парковки, навсегда запретив приближаться к шатру.
Отряхнувшись, журналист открыл припаркованную машину и, сев на заднее сиденье, первым делом отклеил диктофон и вдоволь начесался. Задание было провалено, в увиденное никто не поверит, так что теперь магнитофонная пленка – единственное, за что Сорс может заплатить деньги.
Вечером в вагончике Сорса они раза три прослушали запись и, убежденные, что с такой уликой Боба как минимум арестуют, незамедлительно отправились в полицейский участок.
– Серьезно подготовился, – натянув на нос очки, начал шериф Стоун. – И кто из вас очередной поклонник лилипута Грукка? – не подымая глаз, продолжил полицейский, тщательно всматриваясь в улики. – Кстати, не думали, в чем секрет этого парня? Нет, я не про ваше досье, а про то, почему людям не жалко своих денег? Может, дело в сумме? Когда заплатишь доллар за хороший хот‑дог, начинаешь искать недостатки: то горчица не острая, то мяса в сосиске мало, а если отдал сотню за фарш из кожи и прожилок и старую прогорклую булку, будешь жрать и нахваливать эту дрянь. Не замечали такую особенность у людей? – полицейский закрыл досье и очень строго спросил: – В чем проблема, парни?
– Примите заявление, он отравил меня, – выкрикнул Рони.
– Водой из глиняного кувшина? – перебил шериф и сам же продолжил: – Пустой вариант, неоднократно брали на анализ кровь и мочу, и ни у кого не нашли следов психотропных веществ. Холестерин, сахар, белок, даже венерические болячки находили, но только не наркотики.
– Шериф Стоун, – в разговор вмешался Сорс. – Там действительно творится нечто странное…
Вытирая пот со лба, владелец парка не скупился на эпитеты, поливая грязью лилипута, не брезгуя даже крепким словцом, на что