— Детям нужно моё внимание, — сказала я. — Давай попробуем снова завтра?
Картер замолчал на минуту.
— Мне это не нравится.
Я глубоко вдохнула, стараясь не терять терпение. Этот человек любил слушать, как он говорит, так что оставалось только ждать продолжения.
— Мне не нравится, что дети так далеко и у меня нет возможности регулярно их видеть. Это разрушит наши отношения.
Регулярно отвечать на звонки помогло бы в этом. Картер начал звонить каждый день только после того, как позвонил по видеосвязи во время торнадо, а Бен отказался с ним разговаривать. Это был классический ход Картера. Если его не боготворили, он начинал донимать детей, пока не восстанавливался баланс. У меня было неприятное предчувствие, что, как только Бен снова захочет говорить с Картером, всё вернётся на круги своя. Мы снова будем слышать его раз в неделю, если повезёт.
Нужно было что-то менять. Это несправедливо — отправлять моих детей в эмоциональные американские горки без передышек.
— Если честно, — сказал Картер. — Я не хотел, чтобы до этого дошло, но, возможно, нам стоит обсудить место проживания…
Пронзительный крик разорвал воздух, сжав мой желудок ледяной рукой. Я не думала. Мои ноги уже несли меня в детскую. Я распахнула дверь, лихорадочно оглядываясь, была уверена, что двухъярусная кровать вот-вот кого-то покалечит, пока не увидела Элис, сжавшуюся на полу в своём ярко-розовой ночнушке с Барби. Она прижимала к груди Пичес, её худенькие плечи сотрясались от рыданий.
Я опустилась перед ней на колени.
— Что случилось?
Элис покачала головой, по её покрасневшим щекам ручьями текли слёзы.
— Элис, — твёрдо сказала я. — Что произошло?
Она медленно отняла руки от груди, показывая своего розового плюшевого обезьяну — теперь в трёх частях. В одной руке она держала тело, в другой — две отрезанные лапки. Чистые срезы на мягком мехе не оставляли сомнений — тут явно поработали ножницы.
— Бен! — разрыдалась Элис так, словно он похитил её первенца. — Это сделал он!
Ну, я пришла к такому же выводу. Но невиновен, пока не доказано обратное.
— Мы не знаем этого наверняка, пока не спросим, — мягко сказала я.
— Я это сделал, — раздался голос за моей спиной.
Я обернулась. В дверях стоял Бен, скрестив руки на груди и насупив губы.
Ах ты ж, маленький...
— Серьёзно? Зачем, Бен?
— Она испортила моего Чубакку.
— Согласна, но она не хотела этого. — Я выдохнула, стараясь не закипеть. — Она не знала, что он расплавится.
Но Бен стоял непреклонно, с каменным выражением лица.
Элис завыла ещё громче.
Ну всё, теперь точно никто не уснёт.
Элис закричала на брата, и он тут же ринулся в ответную атаку. Напряжение в комнате накалилось так, что у меня начали чесаться руки. Отлично. Ещё и крапивница вылезет.
— Так, все, хватит! — рявкнула я, разводя руки в стороны, словно арбитр на ринге. — Вы оба облажались. Вы оба поступили плохо. И вы оба должны извиниться.
— Но обезьянка мертва! — завопила Элис. — Она больше никогда не оживёт!
И тут меня осенило.
— Ещё как оживёт. Я умею шить.
— В отличие от Чубакки, которого мне пришлось похоронить во дворе!
Что? Когда?
— Где?
— Не скажу, — буркнул он, сверля сестру взглядом.
О господи. Эмоции зашкаливали, время давно перевалило за «должны были быть в кровати», и Элис не успокоится, пока её обезьянка не будет цела.
— Так, оба надевайте обувь. Мы едем.
— Куда? — подозрительно спросил Бен.
— В больницу для обезьян. Но не раньше, чем вы оба извинитесь.
Кажется, я их заинтриговала. Пока я искала телефон, который выронила в порыве паники, услышала, как они нехотя, сквозь зубы, пробормотали друг другу извинения.
Картер за это время пытался дозвониться уже шесть раз, но первым делом я набрала Джиджи.
— Привет, солнышко, — ответила она.
— У нас тут война между братом и сестрой, Бен отрезал Пичес руки. У тебя случайно нет розовых ниток и иголки? Я оставила свою швейную коробку в Нью-Йорке.
— Конечно, приезжайте. Может, розовых и нет, но белые точно есть.
— Отлично. Подойдёт. Будем через минуту.
Я повесила трубку и тут же набрала Картера, чтобы сообщить ему, что происходит. После такого крика он, наверное, сошёл с ума от беспокойства.
Только телефон зазвонил, как его кто-то поднял.
— Алло?
Я посмотрела на экран. Имя Картера. Я снова поднесла телефон к уху, и женский голос повторил:
— Алло?
Окей. Значит, это происходит на самом деле.
— Картер рядом? — спросила я.
— Он занят.
Тишина. Если он занят, зачем она тогда взяла трубку? Это, должно быть, его новая девушка. И вдруг мне показалось до нелепого абсурдным, что я забыла свою швейную коробку, а она, наверное, прямо сейчас могла бы достать свою из шкафа и заштопать пару брюк.
— Вам что-то нужно? — спросила она. Голос у неё был выше моего, мягкий, приятный.
— Мне просто нужно поговорить с Картером. Я перезвоню позже.
— Я могу передать сообщение, — предложила она.
Точно так же, как и автоответчик.
Вся эта ситуация была мерзкой. Мне не нравилось, что мой разговор вот так перехватили, а теперь ещё и пытаются сделать из меня странную, будто я обязана объяснять, зачем мне говорить с её парнем. Мы с Картером вообще-то детей вместе растили, на минуточку. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что речь, скорее всего, о них, а не о чем-то, что касалось бы незнакомки.
— Мам, можно уже идти? — раздался позади меня всхлипывающий голос Элис.
— Да, малышка, секунду. — Я прочистила горло и снова заговорила в трубку: — Если передашь Карте…
— Это была Элис? — перебила меня женщина.
— Так, а ты вообще кто? — терпение кончилось. Если она знает имя моей дочери, я имею право узнать её.
— Кристен, — ответила она, и, кажется, в её голосе проскользнула обида.
— Что ты… алло? — вдруг раздался голос Картера. — Нова? Что случилось?
— У Пичес оторваны руки. Нужно ехать зашивать, чтобы Элис смогла заснуть. Просто хотела сказать, почему наша дочь кричала, как будто её режут. Она в порядке. Или скоро будет.
— Окей, — он звучал озадаченно.
— Пока, Картер.
Я не стала дожидаться, пока он ещё что-нибудь скажет, и отключилась. Меня трясло — от злости, усталости, раздражения. В груди всё бурлило, кожа зудела, а мне просто хотелось вопить в подушку.
Я включила режим «Не беспокоить», сунула телефон в карман и отправилась искать свои кроссовки. А заодно, может, и мазь от зуда.
Джиджи уже поставила чайник, когда мы приехали. Она тут же отправила детей на кухню, чтобы они сами приготовили себе какао и сделали тосты, которые можно было макать в горячий шоколад.
— Коробка с нитками на диване, — крикнула она мне вслед, прежде чем скрыться за дверью.
Я получила тридцать драгоценных, тихих минут на её уютном цветочном диване, слушая, как дети откладывают вражду в сторону и снова смеются вместе, пока я пришиваю руки Пичес белыми нитками, которые хоть и не совсем сливаются с розовым мехом, но, по крайней мере, не бросаются в глаза. Когда вторая рука была надёжно закреплена, я откинулась на спинку дивана и глубоко вздохнула. В моменте всё казалось ужасным, но время, как всегда, сглаживало острые углы. Всё, кроме одного.
Кристен.
— Мам! — Элис влетела в комнату в своих уггах с Таргета и ночнушке с Барби. Верхняя губа у неё была измазана шоколадом. — Джиджи сказала, что мы можем остаться у неё с ночёвкой!
— В школьную ночь?
— Нет, она сказала, что можно только в пятницу или субботу. Но решать тебе.
Джиджи вошла в гостиную и села рядом со мной на диван, тяжело вздохнув.
— Ну что скажешь, солнышко?
Мне это казалось просто великолепной идеей.
— В субботу у нас благотворительный вечер, но в пятницу можно.
— Давайте в субботу, — предложила Джиджи. — Ты сможешь сходить на вечер и потом угостить себя мороженым.