И вот новая выходка. Чую, что не всё там просто. Тянуть не буду, проверю сразу после спектакля и разберёмся.
Тем временем на сцене произошла кульминация. Наши, то есть тимуровцы, повергли унижениям не наших — баязетовцев. Судя по воцарившейся тишине, народ ждал решения царя. Спектакль мне откровенно не понравился, но потенциал у ребят есть. Надо просто показать им верный курс и найти толковых авторов, которые смогут написать пьесы на русскую тематику. На хер мне все басурманские пляски? Нет, танец живота я приветствую! Но, боюсь, не поймут.
— Жалую постановщику сего действа с главными исполнителями рубахи шелковые и по десять рублей. Остальным по рублю и оков[1] зерна. Если порадуете меня следующим зрелищем, то велю построить настоящий русский театр, где постоянно будут вестись представления.
Режиссёр с актёрами низко поклонились, а я хлопнул в ладоши. Тут же меня поддержали все присутствующие, и амфитеатр потонул в аплодисментах.
* * *
— Ты почему молчала? Дело ведь важное, — спрашиваю Аксинью, принёсшую чай мне в кабинет.
Семья вернулась домой вчера поздно вечером. Поэтому я решил не устраивать следствий, и все отправились готовиться ко сну. Пообедали мы в Кремле, да и вообще изрядно устали.
А вот утром, сразу после тренировки, можно узнать, что вообще произошло. Хотя я уже всё знаю, но без особых подробностей. Люди Гаврилова своё дело знают. Просто на женскую часть, тем более царицы, особо не полезешь. Потому приходится ограничиваться минимум информации и догадками.
— Не полезу я в этот гадюшник. Сами потакают юнцу, вот он и бесится с жиру. Будто ты сам не знаешь? Кто ему недавно розги выписывал? — нянька встала в любимую позу, подперев бока, и сверлила меня взглядом, — Всегда он такой был — слабый и трусливый. А Федя у нас добрый, всё хочет людей лаской и уговорами исправить.
— Я же не могу всем сразу заниматься? На мне армия, торговля, послы заморские, ещё и бояре каждый день своими просьбами плешь проедают, — начинаю оправдываться под взглядом хихикающего Саввы, притаившегося в уголке, — Ведь преподавателей ему нашли, к делу представили, любой каприз выполняю, коли он разумный.
— Значит, у юнца иной каприз. Вот и избил девочку. Он и до этого пытался девкам да бабам подолы задирать. И всё насильно ему подавай. Дай ты любой рубль, так она сама ножки раздвинет. Так ведь нет, ему поиздеваться надо, — Аксинью прорвало, и она чуть ли не шипела.
Признаюсь честно, я сам её в такие моменты побаиваюсь. Насчёт кочерги врать не буллу, но пару поджопников и ударов тряпкой в детстве мне прилетало. Главное — за дело, поэтому никаких обид. А вот поведение Петра меня взбесило.
— Зови его. Встал он или нет, но чтобы через минуту был здесь, — демонстративно переворачиваю песочные часы, глядя на Савву, — Хочешь охрану бери. Плевать.
За обозначенный срок слуги не управились. Судя по крикам, слышимым через открытое окно, на женской стороне случился изрядный переполох. Но через пять минут передо мной предстал растрёпанный Пётр, с едва запахнутым халатом и домашних тапках. Смотрю в глаза брата и понимаю, что там нет ни грамма раскаяния. Страх есть, вон даже щека задёргалась от волнения. А осознанием мерзости своего поступка там и не пахнет.
— Я… — начал Петруша дрожащим голосом.
— Заткнись! — тихо говорю в ответ и смотрю на второе действующее лицо нашей мелодрамы.
Аксинья как раз завела в комнату невысокую, худенькую и когда-то симпатичную девчонку. Только сейчас оба глаза служанки заплыли от синяков. Добавьте к этому разодранную губу и щёку, ещё рука у неё на перевязи.
Понимаю, что неправильно устраивать очную ставку между царевичем и сенной девкой, оказавшейся спальницей. То есть не какой-то шелупонью, а помощницей тётки, помогающей царице готовиться ко сну. Фактически — это личная служанка и, скорее всего, из наследственных. Царям служат целые поколения, чуть ли не со времён Ивана Васильевича. Не знаю, может, кого из них использовали в качестве двойного назначения, но сомневаюсь. Это человек царицы, а с моралью в русском обществе XVII века всё обстоит нормально. Уж точно никого массового не насилуют. Аксинья правильно сказала: дай денег, отрез ткани, пообещай с приданым помочь и люби сколько угодно.
— Говори, Серафима, — произношу ласково имя девушки, сообщённое нянькой, — Ничего не бойся. Даю слово царское, что тебя никто не обидит. А я, знаешь ли, своими словами не разбрасываюсь.
— Прости, государь! — воскликнула служанка и бросилась ко мне, обняв колени, — Не виновата я.
Поглаживая голову рыдающей девицы, слушаю старую как мир историю. Петруша давно начал оказывать знаки внимания материной спальнице. Впрочем, к другим девицам он тоже цеплялся. Но постепенно сосредоточился именно на Серафиме. Может, виной тому её пригожее личико, либо сообщение, что просватана она и жениха любит. Ну, как здесь пройти мимо? А ведь эта сука Нарышкина всё знала, но даже не позволила перевести девицу в другой дворец. Петруша натура увлекающаяся, через пару недель он нашёл бы себе новый объект для приставаний.
В общем, однажды брат подловил девушку в покоях царицы, когда там шла уборка. При этом его дружок Сергей Третьяков, который из родичей Нарышкиных, скрутил в соседней комнате мать Серафимы. Какой достойный поступок! Это надо же, удерживать женщину, дабы она не помешала насиловать свою дочь.
Пётр может, упрям без меры, но не дурак. Чего-то он прочитал в моих глазах.
— Врёт она, братец! Не так всё было. Сама передо мной вертелась, видать, деньгу заработать хотела.
— Поэтому ты её избил? Чтобы не вертелась?
На самом деле проступок братца не особо ужасен. С точки зрения местных, конечно. У меня другое отношение к такому, да и просто накопилось. Количество совершённой дури перешло в качество, превысив все допустимые пределы. Ладно глупости и срывы, но речь уже идёт о преступлении. Пётр банально стал опасен для окружающих.
Девушка рыдала уже беззвучно, не отпуская моих коленей. Если это можно назвать забавным, но Петрушу взбесило даже не сопротивление девицы. У него тоже лицо немного исцарапано, хоть и припудрено. Братец так перевозбудился, что в первый раз не смог попасть в нужное отверстие. В итоге он, скажем так, выплеснул семя в никуда, только испачкав девичий сарафан. Тут ему голову и сорвало. Хорошо, что Третьяков додумался не доводить дело до смертоубийства и оттащил царевича.
А далее Нарышкина всё быстро замяла. Избитой девушке, которой