— Хм. Про Нижний я как-то не подумал. А ведь вы абсолютно правы. Туда я и сам успею слетать. День лету, и я на ярмарке. Заодно и студентов подброшу. Им от Новгорода до Соликамска сильно ближе дорога выйдет. Хотя, какие они теперь студенты. Дипломы же две недели назад защитили. Так что — вполне полноправные работники теперь.
— Зачем им в Соликамск? — осторожно поинтересовался Павел Исаакович.
— Заводишко будем строить. Точней говоря — всего лишь первую линию, чтобы пудов двести — триста удобрений в месяц давала. Парни проект к местности привяжут. Управляющий подрядчика найдёт и глядишь, запустим заводик к зиме. А они и за строительством присмотрят, и за запуском. А пока стройка идёт, мел подыщут.
Да, в селитру я решил мел добавлять. Немного, процентов пятнадцать. Земле он никак не повредит, а под порох такая селитра уже не пойдёт. Так себе маскировка, но на первое время ничего более умного в голову не пришло.
* * *
Открытие дороги Опочка-Остров по решению губернатора решено было провести на перекрёстке рядом в Велье, там, где в основную трассу вливается небольшой отрезок, идущий от моего села. Торжественного разрезания красной шёлковой ленточки серебряными ножницами, конечно же, не было. Мы просто сколотили на скорую руку вдоль дороги в ряд штук двадцать столов, да накрыли их всем миром едой и выпивкой.
Часам к десяти у столов собрались все виновники торжества, и первым взял слово Борис Антонович. О процветании Псковской губернии, которое принесут хорошие дороги, Адеркас говорил долго и витиевато, но настолько эмоционально, что некоторые купцы и помещики аж прослезились. Не менее пафосной была и речь предводителя губернского дворянства, после которой торжественную часть собрания посчитали закрытой, губернатор дал отмашку на проезд по дороге выстроившихся подвод и все присутствующие у столов потянулись к выпивке и закускам.
Ближе к середине торжества внезапно вспомнили обо мне и даже предоставили слово, но после выпитого, да ещё на солнцепёке меня настолько разморило, что хватило только на пару предложений в стиле Чебурашки, мол, мы строили-строили и наконец-то построили.
Кто-то может подумать, что устроив торжество возле Велье, Адеркас тем самым хотел меня замаслить за вклад в ремонт трассы, но всё намного прозаичней — от моего имения, что до Опочки, что до Острова примерно одинаковое расстояние. Вот и устроили мероприятие посреди дороги.
Пришло время собирать перлы, выданные местным купцам и помещикам на ремонт дорог. Что удивительно, никто не артачился и не пытался зажилить артефакты. Более того, возвращали перлы со словами благодарности, а кто-то в знак признательности и «борзых щенков» подносил. Что любопытно, отдаривались, кто, чем мог, хоть я никого ни о чём и не просил. Так, например, один купец с окрестностей Опочки пригнал в Велье три дюжины овец, а его сосед около сотни гусей.
Если будущее предназначение скотины было ясно, то зачем островский помещик Симанский подогнал мне пять пудов льняного семени, я понимал с трудом, поскольку у меня самого по осени такого добра будет немало. К тому же помещик почему-то с гордостью говорил о том, что его семена позапрошлогодние да ещё собраны с худой земли. Я, конечно, поблагодарил Симанского за подарок, но что делать со старым семенем, да ещё в таком количестве, определённо не знал.
— Двух и трёхлетнее семя считается дюже всхожим, — объяснил мне позднее Савва Морозов. — А если оно ещё и собрано с худого поля, то на тучной земле даёт быстрый прирост. Своего рода селекция. А иначе, откуда бы взялся знаменитый на весь мир псковский долгунец. Десятилетиями люди сорт выводили. Зато теперь французы и прусаки с руками готовы псковский лён оторвать. Причём хоть семена, хоть волокно с трестой.
Что есть, то есть — лён за границу уходит бойко в любой ипостаси, а вот я свой всяким лягушатникам и фрицам продавать не собираюсь. Мне самому мало. Дай Бог развернуться во всю мощь и европейцы у меня ткань выпрашивать будут, а не волокно.
— Александр Сергеевич, а вы случаем не в курсе, когда к нам венценосные особы пожалуют? — улучил момент губернатор для беседы тет-а-тет. — Успеем мы закончить дорогу от Острова до Пскова?
— Насколько я знаю вёрст пятнадцать осталось доделать, — прикинул я объём оставшихся работ. — Думаю, до сентября управятся. А вот когда Император с Марией Фёдоровной или Николай Павлович с Аракчеевым в наши края наведаются, то мне не ведомо. Мне не докладывают. Пока я их императорским величествам самолёты не доделал можно спать спокойно — едва ли кто к нам сунется. А вот потом поговорка «Бог высоко, а царь далеко» утратит свою актуальность.
— Это почему же? — зацепился за моё утверждение Адеркас.
— От столицы до Пскова менее двух часов лёта. Вот представьте себе, что проснулся Император рано утром, позавтракал, а за чаем с бутербродом ему пришло в голову: «А не наведаться ли мне в славный город Псков? Посмотреть, как люди поживают, как чиновники ими управляют. Или лучше брату сказать, чтоб слетал, посмотрел, а к ужину доложился? А может Аракчеева отправить?» Это раньше поездка венценосных особ протекала до такой степени неспешно, что за время пути какой-либо чиновник успевал свои дела в какой-то порядок привести, а теперь такого не будет. Утром царь-батюшка в Царском Селе, а вечером, например, в Крыму будет своё неудовольствие местным управителям высказывать, а на следующий день в обед в Одессе окажется. И заметьте, никто никого предупредить не успеет о приезде Императора.
— Да уж, дела, — только и смог вымолвить Адеркас, принявшись от волнения расстегивать воротник. — И как скоро вы самолёты для их императорских величеств достроите?
— В целом они готовы и даже уже летают. Осталось отделочные работы внутри салонов провести, да закончить обучение пилотов. Всё таки не абы кого будут возить, а представителей императорского двора во главе с самим Александром Первым. Думаю, через пару недель закончим и гидропланы и обучение. Затем я отправлю самолёты вместе с пилотами в столицу, и как оно дальше будет, я прогнозировать не могу. Кстати, Борис Антонович, а чего это мы всё у дороги торчим? Вы же у меня ни разу в гостях