– Как кошки. Оставляйте на них свой запах. А ещё лучше дух, образ. И чтобы они чувствовали. К примеру: между прочим шарфик поправьте на этой сущности, курточку, воротничок. Аккуратненько причесочку поправьте, пусть и не нужно это. Но вы поправьте, своим платочком что-то там с мордашки вытрите. Платочек должен пахнуть вами. А не вообще духами. Вами и только вашими духами. И тепло рук идёт в дело. Пусть привыкает к теплу только ваших рук. Не говоря уж о теле. И пусть помнит только это тепло. И следите, чтоб не выглядело это специально. А поцелуи! О… о… о! Романы о них писать можно. Через них передавайте информацию. Нежно, мягко.
– А если он лезет, ну… лапать начинает?
– Это у них бесконтактный секс и сброс напряжения. И учитесь вкусно готовить и красиво подавать на стол. И неважно, за кого вы замуж выйдете. Всё равно оно будет хотеть жрать.
– Теория без практики мертва.
– Как говорил вождь мирового пролетариата, – поддержала я.
Мы встряхнули сисями, чтобы они приняли боевое положение, и, рассекая воздух Парнаса форштевнями без бронежилетов, набрав нужную скорость, вывалились на площадку.
На гаршетке всё так же сидели молодые дарования и пускали дым. Делая вид, что курят.
– Привет, поэты.
Им это понравилось.
– А нас взяли. Вернее, у неё стихи, – сказала Вера и показала на меня.
И я опустила взор. Взор, взор – у поэтов!
– Да ну! Прочти.
Я прочла. И им понравилось. Я даже удивилась. Мы познакомились. Дарования оказались нормальными, без столичного ЧЕ. Особенно Женя. С такой нежной кожей и курчавая. Мечтательная, но с ней интересно. Мы были в чём-то похожи.
– Без году неделя, а ей уже мужики названивают. Тебя к телефону, – позвала Вера.
– У меня нет мужика, – сказала я и покраснела. – Может, ошиблись.
– Может. А как нет? Ответь.
– Поедем, красотка, кататься. Давно я тебя не видал, – старалась басить Женя.
– Давай, отчего же… Я волны людские люблю, – ответила я.
– Мы сядем с тобою в троллейбус, тебя посажу я к окну и всё о Москве расскажу, – пропищала Женя, басом уже не получалось.
Мы встретились и поехали на троллейбусе. Мне было радостно. Я и сама не знала отчего. Радостно, и всё. Мы ехали и болтали. И приехали в место, где было много сосен.
Это было прекрасное место, если бы не сплошные заборы, за которыми дома. А сосны вверху шушукались. О нас, верно.
Женечка молчаливая стала и вела меня переулочками меж заборов. Заблудилась, что ли? Нечего было шушукаться с соснами.
– Давай постучим во двор и спросим дорогу, – предложила я.
– Нет. Смотри, глухие заборы. Наверное, там псы злые.
– Смотри, Сусанин, не сносить головы тебе от моего гнева.
Но тут мы вышли к кафе, пляжу и воде. Большой воде. И стало хорошо. Меж заборов неуютно было, хотя и под разговоры сосен.
– Мадам, а не совершить ли нам путешествие на корабле? – спросила Женечка.
И мы взяли лодку напрокат.
– Женечка, но это же не корабль, – сказала я.
– Это бригантина, – ответила Женечка.
– Бригантина поднимает паруса. – Я встала в лодке, расстегнула пуговицы и распахнула платье на руках: – Ну как?
Но Женечка смотрела только на мои шары, будто видела такое впервые. У неё-то пупырышки.
– Не завидуй! И у тебя вырастут.
Женя смутилась и покраснела. Теперь у нас был настоящий парусник. Я стояла, как и положено, на солнце и ветре. Волны обдавали меня брызгами.
Мы пели:
По Караибскому синему морю
Мчится бумажный кораблик мой.
И нет на нём капитана,
И нет команды на нём.
Что за чудесный бумажный кораблик!
Что за чудесный кораблик такой!
Мы мчались в неизвестность.
Что принесёт нам эта неизвестность?
– Земля! – закричала я.
– Убрать паруса! – скомандовала капитан.
Я выполнила команды и резко убрала паруса, запахнула платье, потеряла равновесие и плюхнулась за борт (хотя с кораблика, наверное, не плюхаются, а падают в пучину).
– Пираты! – завопила я, увидев рядом лохматую рожу.
Но это, увы, была голова Женечки. Капитан бросилась (героически) спасать команду, то есть меня. Но спасать пришлось капитана – капитан не умела плавать. Хотя капитанам по рангу, наверное, и не положено.
Мы барахтались, ухватились за лодку, вернее, за корму корабля, опустили ноги и почувствовали песочек.
– Какая глубина у моря-океана? – спросила капитан.
– Выше шаров, – сказала я. – Глубже не измерить. Это под ногами одна видимость.
Но всё равно мы потерпели кораблекрушение и чудом спаслись.
– Океан обмелел.
Высшие силы подняли дно моря-океана Москвы, и глубь его стала по наши пупки.
– И мы попали в аномальную зону океана Москвы, и он вывел нас на остров. Зришь?
Точно, остров проявился. Батюшки, уж не в пространственный ли коридор мы попали?
– Я не хочу на остров, – сказала я.
– Почему?
– По кочену. Боюсь, там пираты и они нас ограбят.
– А что взять-то с нас?
Мы задумались. У нас ничего не было.
– Корабель заберут, а нас высадят на необитаемый остров. Заточать в кандалы и заставять сочинять для них песни, – сказала Женечка.
– Шансонетки типа. «В флибустьерском очень мутном море бригантина поднимает паруса».
– Ну да, чтобы трудовых моряков грабить, – подтвердила я.
– Точно. Или чтобы слезу выбить. «Прости сваво сына, любимая мать, свой первый ведь срок я выдержать так и не смог». И по притонам и подворотням голосить будут.
– Ты что! По ТВ впаривать станут, по радиву. Шансон-русон назовут, – сказала я.
– А мы в кандалах в заточении. – Женечка заплакала.
А я ей подплакивала. Жалко-то как себя стало.
– Не… они же пираты, они до этого не опустятся. Это богатеи-демократы только так могут. Пираты просто высадят нас на необитаемый остров и дадут всё для беззаботной жизни, – сказала я.
– Думаешь?
Нас понесло по коридору времени прямёхонько на чудо-остров, где жить легко и просто. Там такие необыкновенные кущи – в рост человека. Нет, выше дома. А как же мы будем любоваться ими, если они такие высокие, эти кущи?
– А мы залезем на них и сядем в цветы, как в комфорт-кресла. А они закачаются, заблагоухают.
– Чем? Сыром с душком сильным.
– Что? Господь с вами, как можно, такой быт, мещанство. Парфюмами. Никем не нюхано-обнюханными, мы будем первыми.
Так мы и сделали – на цветы полезли.
Женя по колючкам, по веткам быстро ускакала наверх и принялась голосить то ли от испуга, то ли от восторга. Я тоже бросилась восторгаться или пугаться. Правда, пришлось попыхтеть – мне ствол гладкий попался. Но