— Да.
Пока они тащили Паулу, верхние пуговички блузки расстегнулись, и теперь Рик не мог оторвать глаз от ее бюстгальтера. Чемп без труда удерживал Паулу на одной руке.
— Подержи еще.
Рик прошел в коридор, нашел справа открытую дверь, заглянул в комнату. Реостатный выключатель стоял на минимуме, так что в комнате царил полумрак. Рик различил полки с книгами, кресло с высокой спинкой, вроде того, что стояло у него в гостиной рядом с пианино, диван, маленький стульчик на трех ножках, стол с лампой и электронными часами со светящимися цифрами. На полу лежал толстый ковер.
— Неси ее сюда, Чемп, — распорядился он.
Я это сделаю, решил Рик. Сделаю, сделаю, сделаю. Похоже, он не отступился бы от своего, даже если бы она его не узнала.
Паула медленно приходила в сознание, еще не в силах сопротивляться. Но Чемп тащил ее одной рукой, готовый в любую секунду зажать ей рот второй. Если она вдруг закричит.
— Брось ее на диван. — Рик усмехнулся. — Даже если она и закричит, туг ее никто не услышит.
— Но… что ты собираешься делать, Рик?
Что он собирался делать? А что, собственно, можно делать, когда перед тобой лежит такая женщина.
— Отграхать ее. — Кровь бросилась ему в лицо.
Он вытолкал Чемпа из комнаты, не обращая внимания на голодный взгляд, брошенный здоровяком на Паулу. Закрыл за ним дверь.
В полумраке Рик вернулся к женщине. Подождать, пока она окончательно придет в себя? Или овладеть ею незамедлительно? Будет ли она сопротивляться? Если он подождет, может, она поможет ему? Медленно разденется, разжигая желание. Черт, парни постарше не раз рассказывали, что зрелые женщины только и мечтают о том, чтобы их трахнули.
Как только он наклонился над Паулой, она схватила трехногий стульчик и попыталась ударить его по голове. Рик блокировал удар предплечьем, так что стул вырвался из ее руки и упал на ковер позади Рика.
Возбужденный сопротивлением, Рик двинул ей кулаком в челюсть. Паула завалилась назад. Он накинулся на нее. Бормоча ругательства, разорвал тонкие трусики. Пусть узнает, какая судьба ждет тех, кто смеет перечить Рику Дину.
Глава 4
Они ушли. Паула, свернувшись комочком на диване, не раскрывала глаз и слушала. Лежала она, плотно прижав колени к груди, разорванные трусики валялись на полу у дивана, одна сандалия так и осталась у нее на ноге. Ее уши, словно маленькие зверьки, существующие отдельно от остального тела, ловили каждый звук, каждое слово. Голос того, кого звали Рик, отдавался в ее мозгу.
«Она по-прежнему не знает, кто мы такие. А если и выяснит, то никому не скажет. Не решится, потому что понимает, что мы можем вернуться».
Глупое утверждение, потому что, если она поставит в известность копов, те позаботятся, чтобы они уже не вернулись. По причине, осознать которую Рик, разумеется, не мог, Паула не собиралась заявлять в полицию.
Вновь она прислушалась к голосу памяти. Удаляющиеся шаги — так, наверное, уходили обутые в сапоги нацисты из разгромленного еврейского магазина в Kristallnacht[2]. Затем, что странно, кто-то начал вертеть диск телефонного аппарата. Рик произнес какие-то слова, обращенные к некой Дебби, наконец закрылась входная дверь.
Уши ловили малейший шорох, требуя подтверждения, что в доме она осталась одна. Тишина. Только снаружи доносился шелест дубовой листвы.
Паула осторожно провела языком по губам. Вкус крови, расшатанные зубы. Так, наверное, ведет себя выходящее из спячки животное, когда тает снег и приходит пора проверить, а как ты перенес зиму.
Плохо, подумала Паула. Очень плохо.
Со стоном она села. Болел низ живота, лицо, шея. Тело, которое предало ее.
Паула инстинктивно прошлась пальцами по волосам, обнаружила, что пластмассовая заколка, сцеплявшая их на затылке, сломалась, и волосы рассыпаны по плечам. Она посмотрела на часы.
9.40. Все того же вечера.
Семинар подходит к концу, Курт собирает бумаги, складывает их в брифкейс, продолжая разговор со студентами.
Курт, большой, хмурящийся медведь.
— Пожалуйста, приходи быстрей домой, — взмолилась она.
Но в глубине души она знала, что он не придет, не успеет. Паула вздохнула и осторожно встала. Не все так плохо, если говорить о теле. Легкая усталость, боль в мышцах, словно после зимнего перерыва она наигралась в теннис. Как такое могло случиться с ней, если после Рика, в первый раз, она чувствовала только отвращение? Тогда она все еще была Паулой Холстид, она выдохнула: «Нет», — когда он прошествовал к двери, застегивая молнию джинсов, распахнул ее и крикнул: «Следующий». Словно парикмахер, приглашающий в освободившееся кресло.
Может, все началось тогда? В тот самый момент, когда она поняла, что они все перебывают на ней, а Рик останется в комнате и будет наблюдать?
— Извини, Курт, — вырвалось у Паулы. Электронные часы высветили 9.47. Курт все еще в аудитории, за столом. И что-то говорит. Говорить он умеет…
9.51. Одиннадцать минут, чтобы подняться с дивана. Рим строился не в один день. Добрый старина Джон Хейвуд[3]. Всегда можно обратиться к Хейвуду, если требуется заезженная цитата. Она подняла порванные трусики, нашла сандалию, отброшенную в угол, подняла и ее. Вышла из комнаты.
У лестницы остановилась. Оглядела гостиную. Слева — окна, из них днем открывался вид на подъездную дорожку и деревья, за которыми начиналось поле для гольфа. Под окнами — диван. Ближе к двери, спинкой к Пауле — кресло Курта. Пожалуйста, Курт, приходи быстрей домой. Кофейный столик, на нем бутылка вина, книжки в бумажной обложке. Ковер цвета красного вина. Справа, за двойными дверями — отделанная дубом столовая.
Никаких следов пребывания хищников. О, возможно, отпечатки пальцев. На дверной ручке. Возможно, на телефоне. И, разумеется, на ее душе. Грязные, несмываемые.
Вторым был костлявый, похожий на испанца парень. Горящие глаза, горячие руки, раздвигающие ее колени. Она начала было сопротивляться, но потом заставила себя расслабиться, просто смотреть в потолок, как делала сотни раз под Куртом, забыть, что такое происходит с ней, утонченной, интеллигентной Паулой. Три минуты он прыгал на ней, как терьер. А затем, кончая, вскрикнул, словно кролик, которого ударили палкой.
Тогда она еще была в безопасности. Все еще ничего не чувствовала.
Она медленно, едва переставляя ноги, поднялась по лестнице, чтобы набрать в ванну горячей воды. Блузка порвалась, но юбка осталась нетронутой. Комбинации она не носила. Бюстгальтер держался на одном крючке. Она сняла с себя все, бросила в плетеную корзину для грязной одежды, которую купила, когда они ездили в отпуск в Мексику, вылила в ванну чуть больше жидкого мыла, чем обычно.
Горячая вода, соприкасаясь