Состав был коротким: паровоз — американец, «Baldwin», — за ним платформа с артплощадкой, ещё две с низкими бортиками и бойницами, и крытый вагончик, обтянутый брезентом. Броня — клёпаная обшивка из котельной стали, а где и вовсе латки. Видно, собирали из подручного. Быстро. Грубо. На коленке.
Подошли инженеры. Один — угрюмый и молчаливый, второй — живчик, сразу принялся объяснять:
— Главная идея — быстрая подвижная огневая точка. Основной калибр — три дюйма. Можем и четыре, но там отдача такая, что платформу кидает.
— То есть, стреляем — и убегаем? — уточнил я.
— Примерно так, — усмехнулся инженер. — Проблема в платформе: после залпа, особенно если рельсы кривые, кидает, как лодку. Думаем над системой гашения отдачи.
— А скорость?
— Тридцать вёрст в час. Но уголь жрёт, как слон. «Baldwin» мощный, но прожорлив.
— Бронирование?
— Кабина и котёл — шесть миллиметров. Пули держит. Снаряд — нет.
Я кивнул. Да, идея хорошая. Но здесь, где дорога по сути единственная артерия, придется еще и временные ветки оперативно прокладывать. Но вся эта конструкция выглядела так, будто её собрали в спешке, под грохот артподготовки. Сыровато. Несбалансированно. Как операция без наркоза: можно, но не рекомендую.
— А с боезапасом? Питанием?
— Вагоны снабжения позади. Патроны, провиант. В случае чего можно развернуть состав — и паровоз сразу уходит в другую сторону.
Чичагов махнул рукой, приглашая внутрь одного из вагонов. Там, между ящиками с гильзами и штабелями мешков с песком, висел казан. Парил. Запах — вполне съедобный. Мы даже сняли пробу.
— Понимаете, князь, — сказал генерал, — нам нужно держать КВЖД. Отсюда до Порт-Артура — нерв всей кампании.
— Нам нужна артиллерия на позициях, а не бронепоезд в тылу, — покачал я головой. — Если японцы дойдут до дороги, её просто взорвут. И всё. Поезд — никуда не поедет.
Я понимал его. Он смотрел на железную дорогу, как врач на аорту. Пережмут — и всё остановится.
— Кто держит дорогу — тот выигрывает войну. Вот увидите, — повторил Чичагов. Почти слово в слово с тем, что по дороге сюда сказал Тройер.
Это звучало разумно. Очень разумно. Но я видел заклёпки — кривые. Места с зазорами. И понимал: никакие рельсы не спасут, если армия начнёт отступать.
— Нам нужны гаубицы на платформах, — сказал я. — Стрельнул, сорвал атаку — и ушёл от ответки. Это — мобильность. Это — будущее.
— Про бронированные автомобили с пулемётами вы с инженерами поговорите? — прищурился генерал. — Или мне передать?
— Лучше вы. Им от меня сейчас пользы немного. Кстати, — добавил я, — вчера в ресторане слышал о рейде Мищенко по тылам. Обсуждают вслух, как в зале ожидания на вокзале.
— Сколько ни боремся с болтунами... — Николай Михайлович поморщился. — Не офицеры, а базарные бабы, ей-богу.
— Я к тому, — продолжил я, — что отряду Мищенко и другим нужны не только шашки и револьверы. А, скажем, ручные гранаты. Небольшие, но эффективные. Пироксилин, капсюль, запал... идея простая. Внутрь... да хоть гвоздей для усиления поражающего фактора. Реализация — за знатоками.
— Очень помогло бы, — кивнул Чичагов. — Не только Мищенко.
***
Едва я вернулся, Агнесс начала собираться на прогулку.
— Вот ты не можешь не влезть куда-нибудь, — ворчала она, надевая соболью шубку. — Свободный человек, а носишься с этими генералами, будто продолжаешь служить. Слушай, подкладка... Нет, показалось. Подай мне шапку, пожалуйста.
Зимний наряд составлял гордость гардероба жены. Такое в Европе не купишь, даже за большие деньги. Соболя на шубке были выделаны искусно, шелковая подкладка с узорами сама по себе способна была вогнать в чернейшую зависть любую модницу. Ну и бархатная шапочка с соболиным кантом очень удачно дополняла ансамбль. Заплатил за всё до копейки, чтобы ни одна зараза попрекнуть не могла. Хотя благодарные граждане хотели просто подарить. Просто так, а не за что-то.
Права жена — надо уезжать. Посмотрим город спокойно, и пойду добывать места для эвакуации из этих мест. Как писал Цицерон, «Я сделал, что мог; пусть те, кто могут, сделают лучше». Моих дел тут не осталось.
Агнесс поправляла видимый только ей волос, выбившийся из-под шапочки, я расстегнул шинель и сел в кресло. Надеюсь, вспотеть не успею.
Интересно, кому это что-то понадобилось? На местных не очень похоже, они стучат в дверь осторожнее.
— Открыто! — крикнул я.
— Ваше сиятельство! — в номер влетел Тройер. — Жигана арестовали!
Глава 24
ВЛАДИВОСТОКЪ.Требуется бѣлье постельное и носильное, какъ-то: рубахи, простыни, полотенца, льняные носки для раненныхъ нашихъ воиновъ на Дальнемъ Востокѣ. Еще нужно не забывать собирать и для самихъ сестеръ милосердія полотно для рубашекъ; имъ нужно шить рубашки на средній и высокій женскій ростъ. Для раненныхъ, а также для строевыхъ солдатъ теперь ни полушубковъ, ни валенковъ уже не нужно, здѣсь тепло. А дальше дѣйствовать придется солдатамъ на тридцатыхъ градусахъ широты. Нужны: рубашки, онучи, порты, холщовые простыни, табакъ, гармоники, самовары, чай, сахаръ, пряники, московская сушка.
ВОЙНА. Отзывъ С.Ю.Витте объ исходѣ войны
Петербургскому корреспонденту «Berliner Tageblatt» бывшій министръ финансовъ, нынѣшній предсѣдатель комитета министровъ С.Ю.Витте, сказалъ слѣдующее:
— Всё, что я могу сказать вамъ, это то, что мы, въ концѣ-концовъ, побѣдимъ японцевъ.
— Намъ, возможно, придется пережить нѣсколько тяжелыхъ дней, но Куропаткинъ — стратегъ, не имѣющій себѣ равнаго въ Европѣ.
Война и Европа.
Изъ Парижа телеграфируютъ: Нашлись сенаторы, депутаты и даже министры, считающіе возможнымъ уже теперь поднять вопросъ о прекращеніи русско-японской войны посредничествомъ. Поэтому французскому министру иностранныхъ дѣлъ пришлось объяснить на послѣднемъ засѣданіи совѣта министровъ немыслимость для Франціи въ данный моментъ выступать съ подобнымъ предложеніемъ въ Петербургѣ и даже опасность такого шага.
Мне начинает казаться, что львиную долю усилий во время своего харбинского сидения адмирал посвятил всяким гадостям, которые мне начнут чинить сразу по приезду. Потому что иных гипотез у меня не было.
— Кто? Жандармы? — спросил я, уже натягивая перчатки.
— Полиция, — ответил бледный Тройер.
Плохо. Гораздо хуже. С жандармами у нас уже было взаимопонимание. А вот физиономия полицмейстера Авареску сразу вызвала у меня желание проверить анатомическую совместимость его носа с тяжёлым предметом. Вежлив, но как из-под палки. Улыбка — через зубы, фразы — с канцелярским холодком.
— Агнесс, прогулка откладывается, — сообщил я жене. — Впрочем, тебя может сопровождать Валериан