И к обеду подоспело новое известие. Принесли телеграмму от Великой княгини Елизаветы Федотовны, новоиспеченной вдовы Сергея Александровича. Лиза сообщала, вернее, ставила перед фактом, что на свои личные средства организовала санитарный поезд и едет на войну. Я перечитал начало, выругался про себя. Бесценную помощь в организации любезно оказал Николай Александрович Семашко. Да уж, неожиданный тандем получился.
Лавры Флоренс Найтингейл не дают спать многим. А тут еще и такое в жизни произошло. Но куда она денет детей? Да, не груднички, уже вполне самостоятельные. Отдаст временно родственникам, как в их семью сплавил своих двоих Павел Александрович? Вот весело будет, если Лиза сделает алаверды, да и отправит своих погостить в Италию, где сейчас ее деверь с новой морганатической женой и тремя детьми обитает. Спросить бы саму виновницу торжества, но через телеграф не получится? Такого нарушения вертикали власти точно не поймет никто. Про телеграмму обязательно узнают, опять начнутся шепотки, да слухи. Как тогда с няней. Ладно, не в сиротский приют сдает. К тому же оснащение санитарного поезда — дело не одного дня, даже при максимальном благоприятствовании. И персонал откуда-то брать надо, с улицы по объявлению не наберешь. Пока проверят всех кандидатов…
И я мысль о Лизе отмел в сторону. Будем решать проблемы по мере их поступления. Тут вон возвращается «Енисей» с постановки мин, надо поехать, поздравить экипаж. И в госпиталь — там Макаров ждет, и пошли раненые после первых столкновений на Цзиньчжоуском перешейке. Боже, какие слова я без запинки научился произносить!
Панацеум пошел на «ура», врачи на него скоро молиться начнут. Раненые с гнойными осложнениями выписываются со скоростью звука. Несколько пневмоний разрешились в течение недели. Всё идет как положено, все в восторге и подают заявки на медицинские конференции. А что будет после окончания войны, когда подведут итоги — даже представить не могу. Сейчас же надо дать по рукам, еще раз накрутить насчет секретности.
Впрочем, кому надо, ожидаемо встрепенулись. Любин на новое лекарство ловит шпионов как бабочек на огонь. Хватит, хватит размышлять уже о будущих делах наместника. Евгений Иванович Алексеев, вот имя господина, который должен об этом думать.
Только вспомнил, доложили о Любине. Жандарм сошел в кабинет с плохо скрываемой улыбкой.
— Ваше превосходительство, разрешите доложить, — пафосно начал он доклад прямо с порога. — Выявлена шпионская сеть в госпитале в количестве трех человек! Пытались похитить новое лекарство! Также по горячим, так сказать, следам, захвачен руководитель ячейки! Японский шпион. Маскировался под китайца.
— Выражаю искреннюю благодарность! — я встал, пожал руку — Проходите, присаживайтесь. Вы же понимаете, чтобы реабилитироваться после диверсии на подводной лодке, хоть и с руководителем операции, маловато.
— Будем стараться! — вскочил Любин.
— Прекратите устраивать строевой смотр, — поморщился я. — Впрочем, это уже дело нового руководства. Сами-то что надумали?
— Я — человек служивый, — тяжело вздохнул жандарм. — Куда пошлют, там и буду. С должности отставят, скорее всего. Я же с вами приехал. Ничего, всякое в жизни случается, не только хорошее, — добавил он в разговор образчик житейской мудрости. — Но если что, ваше сиятельство, на вас надеяться можно? Говорят, у вас много наших отставных устроились.
Она что, сговорились все? Сначала Тройер, теперь Любин.
— Отставных полицейских и жандармов у меня в службе безопасности немало. Думаю, если возникнут такие обстоятельства, то вы можете обратиться к Андрею Михайловичу Гюйгенсу. Но вы должны понимать, что там надо именно работать.
— Да разве ж я чего… — вдруг смутился Любин. — Ясно, что не сторожем на дровяной склад.
Кто такой Гюйгенс, и куда к нему обращаться, жандарм спрашивать не стал. Понятно, что давно уже знает и про главу отдела безопасности, и где его найти. Специфика службы, однако.
* * *Уезжали мы из Порт-Артура, как обычные граждане, первым классом. Даже Жигана определили с нами. Хитрованец уже давно одевается так, что вопросов, как его занесло в вагон для богатых господ, не возникает. Нет, добрый взгляд, от которого большинство встречных пытаются куда-нибудь исчезнуть, никуда не делся. Но изобразить хозяина жизни может. Никаких косовороток и шаровар с армяками — европейского покроя костюм, галстук, ботинки, которые даже мне не зазорно обуть. Понятно, что в обычной жизни он как раз в сапогах и овчинной телогрейке ходит, но принарядиться хитрованец любит. Если вдруг надо — и по-немецки возмутится, без запинки, с шикарным базельским акцентом, не московским. Спросит: «Вас воллен зи, херр?» — и глянет так, что собеседник тут же вспоминает неотложные дела в другом месте. Вопросы, как правило, заканчиваются на этом этапе.
В вагоне Жиган достал из кармана книгу и открыл её на заранее заложенной странице.
— Ты вещи раскладывать собираешься, или мне этим заняться? — спросил я, с небольшой ехидцей, остановившись у его купе.
— Сейчас, Евгений Александрович, я приду. Немного осталось, — ответил он, не отрывая взгляда от текста.
Сказал — и точно, через пару минут пришел, аккуратно развесил пальто, уложил чемоданы, проверил багаж под полкой.
— Что читаешь? — поинтересовался я, скорее из вежливости, чем от желания узнать литературные пристрастия спутника.
— Помните, вы говорили, что рассказы про Шерлока Холмса интересные?
— Возможно. Это они?
— Да, купил вот.
— Нравится?
— Любопытно, конечно, но врет этот крендель как сивый мерин, — заметил Жиган, доставая книгу из кармана.
— К примеру?
— Да вот, пишет, что коней перед скачками вечером купали. А их утром купают, чтобы отдохнули за ночь. Потом, где-то у него… — он полистал страницы, но потом бросил. — Короче, там один деятель хлороформом усыпил жертву за три секунды. Даже я знаю, что там дело не одной минуты, а этот… платочек к носу приложил, и готово. Да случись такое со мной, я бы ему в глаз дал, а не упал, похрапывая. Опять же, фифа там одна в мужика переоделась, и никто не заметил. Представляете? — увлекшись, Жиган начал жестикулировать. — Они же ходят не так! Дышат даже, и то по-другому! Луну он в тумане увидел, как же… Такого мазурика у нас… Брехло, короче, — он махнул рукой. — Но пишет складно. Не так как у Агнессы Григорьевны, но читать можно.
Рукопись он у неё недавно выпросил, уверяя, что иначе умрёт от нетерпения. Теперь гордится как орденом и рекомендует всем знакомым.
Вот кто бы сказал, увидев шатающуюся в темноте фигуру с ножом в груди, что этот человек будет читать на немецком и одеваться как денди? К тому же поначалу он рассказывал всем, включая великую княгиню Елизавету Федотовну, что неграмотен. Врал, конечно. Не корысти ради, а исключительно на всякий случай.
Удивительно, но никто не признал во мне отставленного от дел наместника. Не могут же все поголовно делать вид, что меня не узнают? Наверное, сопоставить пассажира, хоть и едущего первым классом, с занимающим такую должность, трудно. Ни свиты, ни охраны, ни иных положенных по должности атрибутов нет. А портреты мои не были столь распространены. Вот и еду таким Гарун-аль-Рашидом, хотя особой тайны не делал. Кому надо всё равно донесут, отправься я даже пешком под покровом ночи.
А приятно чувствовать себя свободным от обязательств, что ни говори. Никакой нервотрепки от вынужденного переживания за кучу дел, большинством из которых заниматься откровенно не хочется.
Вернулась Агнесс, решившая припудрить носик перед дальней дорогой.
— А вы еще не закончили? — спросила она, увидев Жигана.
— Нет, вот тут читатель подвергает критике творчество Конан-Дойля, сравнивая его с твоим. Не в пользу англичанина, конечно.
— Прекращай ёрничать, — фыркнула Агнесс. — Еще скажешь, что моя книга намного лучше приключений Холмса.
— И скажу, — рассмеялся я. — Вот увидишь, первый тираж разойдётся вмиг, и у нас, и в Германии.